Георгиевские чтения. Сборник трудов по военной истории Отечества - Коллектив авторов

ставшее важнейшей реформой в прусской армии, преследовало целью готовиться к будущей войне на строго научных основаниях[293]. Изобретение и внедрение в широкую практику военных игр отвечало стремлению реформаторов проводить подготовку к войне при помощи научных методов.

В 1816 г. лейтенант 2-й артиллерийской бригады, расквартированной в Штеттине, Георг Генрих Рудольф Иоганн барон фон Рейсвиц, используя разработки отца, изобрел правила, ставшие первой современной системой военной игры. В 1819 г. он представил их членам королевского дома. Военная игра получила одобрение короля Фридриха Вильгельма III, а начальник Большого Генерального штаба барон Ф. фон Мюффлинг рекомендовал ввести ее в войсках. В 1824 г. правила Рейсвица были изданы[294].

Военная игра Рейсвица носила тактический характер и позволяла разыгрывать столкновения вплоть до корпусного уровня. Занятия велись на ситуационных планах местности масштаба 1:8000. Интервалы между ходами равнялись двум минутам. Минимальное число участников игры равнялось трем, один из них являлся «доверенным» – руководителем и посредником в одном лице. В качестве основной тактической единицы выступала фишка, изображавшая полубатальон пехоты численностью в 450 человек. Правила Рейсвица подробно регулировали розыгрыш боевых столкновений в ходе игры, результаты которых определялись при помощи специальных костей. Потери войск отмечались на специальной таблице.

В 1876 г. крупный германский военный теоретик Ю. фон Верди дю Вернуа издал работу «Введение в военную игру», в которой обосновал необходимость внедрения сокращенной военной игры без использования сложных правил, костей и таблиц[295]. Труд Верди дю Вернуа открыл путь к широкому распространению военной игры в германской армии и позволил использовать ее не только как средство развития профессиональных качеств у офицеров, но и применять в качестве инструмента проверки военных планов. В конце XIX – начале XX в. с этой целью игры активно использовали начальники германского Генштаба А. фон Вальдерзее, А. фон Шлиффен и Х. фон Мольтке-младший.

Знакомство с военной игрой в России произошло сразу же после введения ее в прусской армии. В 1824 г. Рейсвиц был командирован в Россию, где он и начальник Главного штаба Его Императорского Величества генерал-адъютант И. И. Дибич организовали несколько игр. Среди участников находился великий князь Николай Павлович – будущий император Николай I. После восшествия на престол он стал регулярно организовывать военные игры с офицерами, служившими в Петербурге[296]. Первым пособием, использовавшимся при их проведении, стало руководство Рейсвица, переведенное военным инженером полковником В. Л. Шарнгорстом[297]. В 1847 г. появилось новое руководство по военной игре, составленное капитаном гвардейского Генерального штаба А. П. Кузминским[298]. Руководство Кузминского представляло собой лишь незначительную переработку правил Рейсвица.

Следующий этап в развитии военной игры в России начался после окончания Крымской войны 1853–1856 гг. «Крымская катастрофа» положила начало широкомасштабным реформам в русской армии, имевшим целью улучшение организации сухопутных вооруженных сил и перевооружение войск современным оружием[299]. Создание массовой армии нового типа, комплектующейся на основе всесословной личной воинской повинности, вынудило военное руководство империи искать способы повышения профессионального уровня командиров и штабных работников. Необходимость распространения в войсках военно-научных знаний привела к окончательному формированию русской военной науки как самостоятельной отрасли знаний. Основное влияние на ее развитие в пореформенной России оказывал перешедший на русскую службу А. А. Жомини, основатель Императорской Военной академии (с 1855 г. – Николаевская Академия Генерального штаба (НАГШ), с 1909 г. – Императорская Николаевская военная академия). Благодаря его влиянию военная наука приобрела позитивистский характер, что отразилось на дальнейшем развитии теории и практики военной игры[300]. Наиболее яркими представителями позитивистской военной науки в России конца XIX – начала XX в. являлись М. И. Драгомиров, Г. А. Леер и Н. П. Михневич.

Главным итогом реформы военной игры в 60-70-х гг. XIX в. стало устранение пережитков просветительского взгляда на нее как на универсальное средство обучения полководческому искусству. Однако попытка поставить ее ведение на подлинно научную основу привела русских теоретиков к признанию невозможности доведения хода занятий до боя главных сил сторон. Русская школа военной игры отвергла основанные на жребии правила определения потерь и результатов столкновений как ненаучные и недостаточно объективные, но предложить новые принципы розыгрыша боя она не смогла. Причину этого следует искать в господстве позитивистских воззрений на природу войны. Конкретно-научные методы философии позитивизма, во многом позаимствованные из естествознания, не позволяли моделировать внутреннюю механику сражения. Например, учитывать в ходе занятий моральное состояние войск, уровень их боевой подготовки и другие факторы при помощи средств, имевшихся в составе познавательного инструментария русской военной теории второй половины XIX в., не представлялось возможным. Бой выглядел категорией почти что мистического порядка, поэтому создатели русских правил военной игры были вынуждены исключить розыгрыш столкновений из процесса ведения занятий. Необходимо отметить, что германские теоретики, также осознавшие в 60-70-е гг. XIX в. необходимость реформирования и упрощения военной игры, пошли по иному пути и не стали отказываться от моделирования боя – в этом заключалось парадигмальное отличие русской школы военной игры от немецкой. Модернизация военной игры в Германии основывалась на идеалистической философии войны К. Клаузевица, а не на позитивистской теории А. А. Жомини и его последователей, как в России. Базовым ее методом являлся направленный на разрешение противоречий диалектический метод, одним из средств которого можно считать бой. В творчестве К. Клаузевица, рассматривавшего природу вооруженной борьбы как комплекс взаимосвязанных проблем военно-политического характера, его изучение играло главенствующую роль. Великий мыслитель писал в незаконченном труде «О войне»: «Бой есть подлинная военная деятельность, и все остальное – лишь ее проводники»[301]. Исключение из военной игры боевых столкновений – важнейшей составляющей, квинтэссенции любых военных действий – в клаузевицеанской философии считалось недопустимым. Стоит также отметить, что в игровой практике, сложившейся в германской армии, занятия непременно доводились до полного разгрома одного из противников.

В 60-70-х гг. XIX в. на страницах периодической печати, представленной центральными печатными органами Военного министерства – журналом «Военной сборник» и газетой «Русский инвалид», происходит оживленная дискуссия по вопросу дальнейшего развития военной игры. В результате возникшей полемики были выработаны новые принципы организации и ведения военных игр, просуществовавшие вплоть до Первой мировой войны. Начало дискуссии по проблемам совершенствования и распространения в войсках военной игры положила публикация руководства командира Азовского пехотного полка полковника Х. И. Колодеева, которое представляло собой незначительную переработку правил А. П. Кузминского[302]. Пособие Колодеева получило негативные отзывы на страницах военной периодической печати. В июльском номере «Военного сборника» за 1862 г. адъюнкт-профессор военной истории НАГШ капитан А. Е. Станкевич опубликовал статью «Военная игра»[303]. В ней он не только детально разобрал все достоинства и недостатки руководства, но и подверг критике основные положения школы военной игры Рейсвица. По его