В тисках тлена - Юрий Борисович Салов

То октябрьское утро ворвалось в редакцию «Российской глубинки» скупым, выбеленным светом, который не согревал, а лишь подчеркивал унылую серость запыленных окон и потертого линолеума. Игорь пришел раньше всех из отдела, как часто бывало в последнее время. Тишина пустого офиса была ему милее гвалта рабочего дня; в ней не так сильно чувствовалась та непроницаемая стена, что отделяла его от коллег. Он был как прозрачное стекло — все видели его, но смотрели сквозь него, на свои дела, свои планерки, свои шутки.

Он потянулся к нижнему ящику своего рабочего стола, нащупывая знакомую картонную папку с пометкой «Глухово. Черновики». Внутри, под кипой исписанных листов, он хранил то немногое, что осталось у него от той реальности. Не доказательства — их не было, — а материальные якоря, подтверждающие, что это не был бред. Распечатанные, непонятным образом засвеченные фотографии леса, избы, кладбища. И два других снимка, личных, дорогих: его собственная фотография, сделанная Ларисой на пикнике прошлым летом — он смеялся, щурясь на солнце, — и их общее селфи, где она прижалась щекой к его виску, а на глазах сверкали блики от реки.

Его пальцы наткнулись на пустоту. Он нахмурился, наклонился, заглянул в ящик. Переложил папки с отчетами о благоустройстве дворов, пачку старых газет. Папки «Глухово» не было. Сердце заколотилось тревожно и глухо. Он рывком выдвинул ящик до упора, смахнул все содержимое на стул. Карандаши, скрепки, запасные картриджи для принтера. Никакой папки. Никаких фотографий.

Волнение покатилось от желудка к горлу. Он отшвырнул ящик, и тот с грохотом вкатился обратно в стол. Он рванул верхний ящик. Блокноты, диски. Ничего. Странная, иррациональная уверенность нарастала с каждой секундой. Это не случайность. Это не он забыл. Это Оно. Оно добралось и сюда, до его последних, жалких свидетельств.

В редакцию стали подтягиваться коллеги. Первой появилась Ольга, сонно попивая чай из кружки.

— Ольга, — голос Игоря прозвучал хрипло, он перехватил ее у вешалки. — Ты не видела папку? Картонная, серая, с надписью «Глухово»? Она была в моем столе.

Ольга поморщилась, отстраняясь от его взволнованного лица.

— Успокойся, Игорь. С чего я должна видеть твои папки? Может, в шкаф с архивами положил? Или домой принес?

— Нет! — он почти крикнул, потом понизил голос, видя ее испуганный взгляд. — Я ее никуда не убирал. Она была вчера. А сегодня ее нет.

Подошел Сергей, с привычной ухмылкой, донося от него запах свежего кофе.

— Что, Глухов, опять призраки твои фотографии спрятали? — он хлопнул Игоря по плечу, но тот дёрнулся, как от удара.

— Фотографии пропали, Сергей. И личные тоже. Из стола.

Сергей покачал головой, делая круглые глаза.

— Опа-опа! Криминал! Может, уборщица выбросила? Ты же знаешь, у нашей Тамары Петровны боевой характер — видит беспорядок, сразу наводит марафет.

— Она не могла! Там были не макулатура! — Игорь чувствовал, как нарастает дискомфорт. Его волнение натыкалось на стену спокойного, обыденного непонимания.

К разговору присоединилась Лена, с любопытством разглядывая Игоря, будто редкий экспонат.

— Может, ты на другой стол их переложил? Или Анатолию Петровичу отнес? Для отчета?

— Нет! — это уже был почти стон. Он обвел их взглядом: Ольга с жалостливым недоумением, Сергей с откровенным скепсисом, Лена с любопытством. Никто не верил. Никто не видел угрозы. Они видели лишь странного, нервного коллегу, который опять завел свою шарманку про какую-то деревню.

Анатолий Петрович, привлеченный шумом, вышел из кабинета.

— В чем дело? Сорокин, опять ты тут лоб расшиб?

— У меня пропали документы, Анатолий Петрович. Важные. Из рабочего стола.

— Какие документы? — голос редактора стал опасным, низким.

— Фотографии. По командировке. И… личные.

— Личные? — Анатолий Петрович фыркнул. — Личные вещи дома хранить нужно, Сорокин, а не в редакции. А по командировке… Твои «уникальные» кадры, где ничего не видно? Да они никому, кроме тебя, не нужны! Может, сам куда-то задевал? В стрессе был, как сам говорил. Голова, видать, не варила. Так что успокойся, не мешай работать. И чтоб больше никаких истерик по пустякам!

Он развернулся и ушел в кабинет, хлопнув дверью. Словно захлопнул последнюю надежду на понимание.

Игорь отступил к своему столу. Он чувствовал себя абсолютно голым, опустошенным. Они думали, он сумасшедший. Они думали, он все придумал, все потерял, а теперь ищет виноватых. Его история, его правда, его боль — все это было для них «пустяком», «истерикой».

Он медленно опустился на стул, уставившись в слепую белизну монитора. Рука автоматически потянулась к шее, к холодному кружку монеты под рубашкой. Она была на месте. Не оберег. Не память. Это был знак. Метка. Подтверждение того, что он не сходит с ума. Что его прошлое не просто стерто из папки — оно методично, безжалостно стирается из реальности. И он остался один на один с этим знанием. Вокруг него кипела обычная жизнь: звенели телефоны, стучали клавиатуры, смеялся Сергей. Но он сидел в эпицентре мертвой, безмолвной зоны, отгороженный невидимой стеной, за которую не проникали ни звуки, ни сочувствие. У него украли последнее доказательство того, что он был там. И теперь его одиночество стало абсолютным.

* * *

На следующее утро воздух в редакции казался Игорю еще более спертым и недвижимым. Он пришел первым, как всегда, и его взгляд сразу же упал на дверь кабинета. Свет из окна падал под углом, выхватывая из полумрака коридора мелкие детали, обычно невидимые. И тогда он их заметил.

Рядом с личинкой замка, на темном, слегка обшарпанном дерматине двери, виднелись несколько тонких, неглубоких царапин. Свежих. Они шли наискосок, будто кто-то неумело, но настойчиво пытался поддеть что-то твердым и острым. Металл вокруг замочной скважины был слегка потерт, будто его царапали неоднократно.

Сорокин похолодел. Он подошел ближе, проведя подушечками пальцев по повреждениям. Шероховатости зацепились за кожу. Это было оно. Доказательство. Не мистическое исчезновение, а самое что ни на есть физическое вторжение. Кто-то вскрывал дверь. Кто-то забрался сюда и вытащил папку.

Коллеги подтягивались нехотя, октябрьская хандра витала в воздухе вместе с запахом кофе из кружки Ольги. Игорь не стал дожидаться, пока все рассядутся. Он повернулся к ним, указывая на дверь пальцем, который чуть заметно дрожал.

— Смотрите, — его голос прозвучал громче, чем он планировал, и от этого казался неестественным. — Царапины. Совсем свежие. Кто-то вскрывал замок. Вчера ночью.

Ольга лениво подняла глаза от монитора, покосилась на дверь. Сергей, разливая по чашке растворимый кофе, лишь хмыкнул. Лена с любопытством привстала, чтобы разглядеть.

— Ну, царапины и царапины, — пожала плечами Ольга. — Уборщицы