В тисках тлена - Юрий Борисович Салов

Глава 18

Октябрьский вечер за окном кафе был похож на размытую акварель: серое небо, мокрый асфальт, огни фонарей, расплывающиеся в стекающих по стеклу каплях дождя. Игорь сидел за столиком у окна, пальцами медленно вращая толстую керамическую чашку с еще не остывшим капучино. Внутри все было тепло, пахло кофе, свежей выпечкой и дорогими духами посетительниц.

Он пришел сюда с четким, почти деловым намерением: «наладить отношения». Словно это был сломанный механизм, который можно починить правильными словами и действиями. Он перебирал в уме фразы, отбрасывая слишком пафосные, выбирая нейтральные, безопасные.

Дверь кафе открылась, впустив порцию влажного, холодного воздуха. Лариса. Она была не просто хорошо одета — она была упакована, как драгоценность: идеальное пальто, аккуратный шарф, капли дождя, словно бусины, сверкающие на рукавах. Ее взгляд скользнул по залу, нашёл его, и на лице появилась улыбка. Корректная, вежливая, та самая, что предназначена для малознакомых коллег или дальних родственников.

Она подошла, повесила пальто на спинку стула, села.

— Прости, что задержалась, совещание затянулось, — сказала она, и ее голос звучал ровно, без раздражения и без радости.

— Ничего, я тоже недавно, — солгал Игорь, отодвигая ей меню. Он ждал ее минут двадцать, за которые успел выпить стакан минералки и перечитать все надписи на сахарницах.

Они сделали заказ — она эспрессо, он еще один капучино. Повисла пауза, которую раньше они всегда заполняли легко и сразу, перебивая друг друга смехом.

— Как дела? — спросил он, понимая банальность вопроса, но не находя иного начала.

— Завал на работе, — ответила она, расстегивая и снова застегивая клатч. — Проект новый. Все бегут, суетятся. А у тебя?

— Тоже ничего. Статью сдал, — он хотел рассказать про пропавшие фото, про царапины на двери, но вовремя остановился. Это была та самая территория, куда ей больше не хотелось. — Все как всегда.

Кофе принесли. Лариса помешала ложечкой свой эспрессо, не поднося его ко рту. Ее взгляд блуждал по кафе, задерживался на других посетителях, на барабанившем по стеклу дожде. Она была здесь, физически, но ее внимание было где-то далеко — в том самом новом проекте, в планах на вечер, в жизни, которая уверенно двинулась дальше, пока он застрял в глуховской трясине.

Игорь пытался ловить ее взгляд, кивал, поддакивал. Он рассказывал о нейтральном — о новом фильме, который все обсуждают, о смешном случае в метро. Она улыбалась, кивала, говорила «да-да, я слышала» или «представляю». Но в ее глазах не было интереса. Не было того огонька, который зажигался раньше, когда она ловила каждое его слово. Теперь она их просто пропускала мимо ушей, как фоновый шум.

Он посмотрел на ее руки, лежащие на столе. Они были близко, но дистанция ощущалась физически, как невидимая стена. Раньше он бы взял одну из этих рук в свою, и она бы перевернула ладонь, сцепив пальцы. Теперь он даже не мог представить себе эту дерзость.

— Как твоя мама? — спросила она вдруг, из вежливости.

— Нормально, спасибо, — ответил он, хотя не звонил матери уже неделю.

— Передавай привет.

Пауза снова стала затягиваться, как трясина. Игорь чувствовал, как его заранее подготовленные темы одна за другой гаснут, наталкиваясь на ее вежливый, но непреодолимый барьер. Он был для нее глава из закрытой книги. Интересная, может быть, даже яркая, но уже прочитанная и поставленная на полку.

Она допила свой эспрессо одним глотком и взглянула на часы. Изящный, неброский жест, но он прозвучал для него как гонг.

— Мне пора, прости, — сказала она, и в ее голосе наконец появились нотки искренности — искреннего желания уйти. — Завтра рано вставать.

— Конечно, я понимаю, — поспешно сказал он, отодвигая стул.

Он помог ей надеть пальто, их руки не коснулись. У выхода она обернулась, и на мгновение ее взгляд стал мягче.

— Было приятно повидаться, Игорь. Береги себя.

— И ты. Удачи с проектом.

Она улыбнулась той самой корректной улыбкой, повернулась и вышла на мокрую улицу, быстро затерявшись в вечерней толпе.

Игорь вернулся к столу, к своим двум остывшим чашкам кофе. Официант уже торопливо убирал ее блюдце и крошечную чашку. Он остался один в уютном гомоне кафе, но чувствовал себя не в тепле, а в ледяном, прозрачном коконе. Он не злился на нее. Он просто с жестокой, беспощадной ясностью понял. Нечего было налаживать. Мост был сожжен не ссорой, а временем, расстоянием и той пропастью опыта, что легла между ними. Он стал ей неинтересен. Не потому, что стал плохим. А просто потому, что его глава в ее жизни была закончена. И он сидел один за столом, понимая, что эта встреча была не началом примирения, а всего лишь вежливым, окончательным прощанием.

* * *

Октябрьский дождь стучал по крыше редакции, настойчивый и унылый. Игорь пытался сосредоточиться на сводке погоды для завтрашнего номера — «облачно, временами дождь» — но слова расплывались перед глазами. В кармане брюк беззвучно завибрировал телефон. Опять. Незнакомый номер, начинающийся на странную комбинацию, похожую на код соседней области, но не совсем.

Он молча отклонил вызов, положив телефон на стол экраном вниз. Рука непроизвольно потянулась к груди, нащупывая выпуклость монеты под рубашкой. Она казалась особенно холодной сегодня.

— Опять твои таинственные поклонники? — раздался голос Сергея. Фотограф перекатился на стуле от своего компьютера, скептически оглядывая Игоря. — Или коллекторы подключились? Говорил же — кредиты брать опасно.

— Да не коллекторы, — буркнул Игорь, стараясь звучать раздраженно, а не встревоженно. — Просто спам какой-то навязчивый. Номера левые, в трубке — тишина или шипение.

— Шипение? — поднял брови Леонид, пожилой верстальщик, не отрываясь от экрана. — Ну, шипение — это классика. У меня так бабушка на даче разговаривает, когда связь плохая. Трубку поднимешь — «шшшш-Валюш-шшш-привези-шшш-таблетки-шшш». А может, у тебя номер попал в базу автообзвона. Роботы шипят, экономят на записи голоса. Чего париться-то?

Их логика была железной, успокаивающе обыденной. Шипение — плохая связь. Незнакомые номера — спамеры, роботы. Городской телефон ночью — глюк АТС. Никакой мистики. Только сбои техники и назойливый маркетинг. Игорь хотел верить. Он пытался верить. Верить в то, что шипение в трубке — это просто помехи, а не звук глуховского кладбища или шелест травы под невидимым взглядом. Что гул из-под земли в полуразрушенной церкви — самовнушение. Что пустые могилы и мертвецы за столом — лишь кошмар, отголоски стресса.

— Наверное, вы правы, — выдавил он улыбку, глядя на монитор, где цифры температуры казались бессмысленными