Земля и грёзы о покое - Гастон Башляр

VI

В книге «Психология трансфера» К. Г. Юнг дает образу Ионы настоящее алхимическое выражение, и, с нашей точки зрения, это выражение является чрезвычайно ценным, поскольку оно сводится к материальному, т. е. сопричастному сокровенности материи, представлению того, что традиционный образ представляет в царстве форм (Die Psychologie der Uebertragung, s. 135).

На языке алхимии речь идет уже не об омоложении некоего персонажа, а об обновлении материальных первоначал. Во чреве алхимического сосуда материю, которую необходимо подвергнуть очищению и возгонке, вверяют изначальной воде, ртути философов. Если же сохраняются формальные образы, они превращаются в метафоры.

Например, обновляющее соединение происходит в водах матки, in der Amnionflüssigkeit des graviden Uterus (s. 130) (в амнионной жидкости утробы беременной женщины).

Не следует удивляться тому, что задействовано в столь интимно связанной с человеком системе обозначений все подсознание алхимика. Когда мы читаем этого Иону-алхимика, нас приглашают грезить вглубь, следовать всем образам в глубинном измерении. Вот схема этого погружения, в направлении которой мы должны ощущать утрату формальных образов при нарастании образов материальных:

живот,

лоно,

матка,

вода,

ртуть,

принцип ассимиляции – принцип радикальной влаги.

Эта нисходящая шкала должна помочь нам при спуске в наше бессознательное. Она выстраивает порядок символов, слишком наскоро принимаемых классическим психоанализом за эквивалентные[185].

Кажется, что, последовательно утрачивая контуры сознательной жизни, образы наделяются все большей теплотой, нежной теплотой бессознательного. И как раз ртуть, субстанциализирующую всякую текучесть и всякое ассимилятивное растворение, Юнг называет хтоническим образом бессознательного, которое – сразу и вода, и земля, своего рода глубинное тесто. Но ведь именно вода обладает для бессознательного наибольшей глубиной. И ассимилирует тоже она, например в виде желудочного сока.

Итак, хотя впоследствии у нас и будет возможность сопоставить Троянского коня хитроумного Одиссея с китом Ионы, необходимо уже сейчас различать их инстанции бессознательного. Кит находится в море, он «вставлен в рамку» воды, он представляет собой воду в первой степени. Его бытие, его позитивный и негативный экзистенциализм обыгрывает диалектику любви к воде и водянки. Мы ощутим эту диалектику в действии после того, как ослабим яркость четко очерченных образов, как раз после того, как предадимся медитациям над материальным выражением алхимических образов. Как писал об этом Юнг: Ja selbst die Mater Alchemia ist in ihrer unter Körperhälfte hydropisch («Ведь даже Мать Алхимия в нижней части своего тела страдает водянкой») (Die Psychologie der Uebertragung, s. 165). Для грезящего на уровне стихий любая беременность развивается как водянка. Она представляет собой избыток воды.

Если же теперь мы пожелаем избавиться от всяких наивных образов и последовать за алхимиком в его мыслительном усилии, в его овладении иллюстрированием собственных отвлеченных идей, касающихся сокровенности субстанций, нам необходимо будет рассмотреть взаимодействие кругов и квадратов. В этом случае мы будем считать, что значительно дистанцировались от глубинных грез; фактически мы вплотную приблизились к архетипам.

Действительно, тот, кто вычерчивает круг, наделяя его символическими ценностями, более или менее скрыто грезит о животе; а тот, кто вычерчивает квадрат, придавая ему символические ценности, строит некое пристанище. Мы не так-то легко расстаемся с бессознательными проблемами ради подлинно геометрических.

Если нам требуется дальнейшее приближение к истокам в царстве архетипов, то, возможно, имеет смысл проиллюстрировать кругом женский комплекс Ионы, а квадратом – одноименный мужской комплекс. Тем самым можно придать полное фигуративное сновидческое выражение архетипам анимус и анима, что будет соответствовать их бессознательным потенциям. Впрочем, не следует нарушать основополагающей двойственности, которую выдвинул Юнг, связывая анимус с анимой. В этом случае у нас было бы два фундаментальных типа Ионы, соответствующих приводимым ниже схемам: анима в анимусе и анимус в аниме.

Как бы там ни было, отношения между анимой и анимусом регулируются диалектикой обволакивания, а не разделения. И в этом-то смысле бессознательное в своих наиболее изначальных формах гермафродитично.

Фигура, заимствованная из одной алхимической книги 1687 г. и воспроизведенная в книге К. Г. Юнга «Психология и алхимия» (S. 183), изображает квадрат, в который вписан круг. Внутри квадрата находятся две фигурки, мужчина и женщина. Подпись такова: «Квадратура круга». Но ведь это изображение не является исключительным, и, если провести его анализ, опираясь на комментарии, приведенные авторами-алхимиками, мы уразумеем смешанный характер их убеждений. Они стремились прояснить реалистические интуиции с помощью геометрических. Квадратура круга означает здесь объединение мужского пола с женским в некую тотальность подобно тому, как в одной и той же фигуре мы объединяем круг, вписанный в квадрат, или квадрат, вписанный в круг. Такое смешение ценностей наглядного изображения с ценностями бессознательных убеждений весьма отчетливо характеризует комплексуальный характер подобных грез[186].

Мы полагаем, стало быть, что предлагаемые нами схемы являются абстракциями лишь внешне. Они помещают нас у самих истоков потребности изображать, выражать, убеждаться в существовании сокровенной реальности посредством изображений и выражений. Отгородиться – вот великая человеческая греза. Обрести замкнутость изначального покоя – вот желание, возрождающееся с того момента, как мы начинаем грезить спокойно. Образы убежища исследовались слишком уж часто, как будто воображение стремится предотвратить реальные трудности, а существованию непрестанно что-то угрожает. И действительно, стоит лишь начать анализировать комплекс Ионы, как мы увидим, что он предстанет как ценность, сопряженная с блаженством. Впоследствии комплекс Ионы отметит всевозможные фигуры убежищ изначальным знаком нежного, теплого блаженства, которому ничто не угрожает. Поистине это абсолют сокровенности, абсолют счастливого подсознания.

Итак, на страже этой ценности будет стоять всего лишь один символ. И бессознательное уверится в замкнутости круга в такой же степени, что и искушеннейший геометр: если мы дадим возможность грезам о сокровенном следовать своей дорогой, то посредством непрерывной инволюции мы обнаружим все степени обволакивания, а рука грезящего вычертит изначальный круг. Стало быть, кажется, будто самому бессознательному ведома сфера Парменида[187] как символ бытия. И этой сфере не свойственны рациональные красоты геометрического объема, ей присуща непреложная безопасность живота.

VII

Уже в силу того, что психоаналитики разрабатывают новые типы психологического истолкования, они имеют определенную тенденцию отвечать одним словом на сложные вопросы обыкновенного психолога. Если их спросят, откуда берется более или менее серьезный интерес к образам Ионы, то они ответят: это особый случай процесса идентификации. Бессознательное, по сути дела, обладает изумительной способностью к усваиванию. Оно одушевляется непрестанно возобновляемым желанием усваивать все события, и это усваивание является столь полным, что бессознательное, в отличие от памяти, уже не может ни отдалиться от собственных приобретений, ни вытащить прошлое на свет. Прошлое в него вписано, но оно