Дневник. 1941-1943 - Александр Мелентьевич Волков

уже собирался к Гиершфельду, как пришли Петр и Александр Устименко. Визит к Гиерш[фельду] пришлось отложить, просидели до 3½ часов, была выпивка, на закуску — жареная картошка. К Гиершф[ельду] заходил в 4 часа — но он болен, лег спать, не дождавшись меня. Устим[енко] зазвали к себе (Петр), там немного поиграли в преферанс. Домой вернулся в 8 вечера, в 10 лег спать.

С ними я договорился о том, что напишу небольшую книжку (в печ[атный] лист) на тему «Мат[ематика] в военном деле», и они ее проведут через НКПрос. Это надо сделать быстро — в 3–4 дня. Как мне нужна пропавшая рукопись! Но что случилось не воротить... Надо срочно восстанавливать исчезнувшее...

8. Утром занимался добыванием обстановки для комнаты. От Петра Устим[енко] принесли с Вивой овальный столик, а от Александра — старую этажерку для книг. Нехватает только ящика под пиш[ущую] машинку — и тогда можно успокоиться и работать.

После обеда получил от Устим[енко] А[лександра] Д[емьяновича] записку о том, что в 28 школе есть уроки физики, и что директор меня ждет завтра утром.

9. Утром к 10 часам пришел в 28 школу (угол Совет[ской] и Фурманова). Выяснилось, что директор прочит мне место завед[ующего] уч[ебной] частью и лишь при этом условии может выделить уроки. Я выдвинул встречное требование: квартира. Директор (Георг[ий] Фадеев[ич] Званцев) на это ответил, что квартира будет вряд-ли, что предоставить ее невозможно. Я обещал дать свой ответ на след[ующий] день.

Остальное время ушло на разные хозяйст[венные] хлопоты.

10. Снова был у Званцева, прождал очень долго. Мы с Галюськой решили, что место завуча стоит взять (зарплата и питание в буфете) и потому я дал согласие — даже и без квартиры. Пошли к зав[едующему] гороно (Ив[ан] Емельян[ович] Соколов). Интересно — как во дни молодости приходится вновь начинать педаг[огическое] поприще переговорами с Иваном Емельяновичем, но только не Мирошниченко!

Выяснилось, что на это место уже имеется два кандидата, проведенных через райком партии (преподаватели педучилища, котор[ое] закрыто). Званцев настаивал на моей кандидатуре. Соколов предложил мне заполнить анкету и написать заявление, что я и сделал. Он мне сказал, что уроки предоставить будет можно.

11. Часов в 12 пришел в Собес, чтобы стать на учет, как пенсионеру, но постояв с час ушел: дело поставлено безобразно, и я увидел, что толку не добиться. По дороге увидел очередь за ливерной колбасой и примкнул к ней. Попав в магазин и получив полкило, примазался к очереди, не выходя из магазина, и получил еще полкило (кстати: потом с'ели ее с большим трудом, т[ак] к[ак] оказалась дрянная, Адик ее совсем не ел).

Ездил в музык[альное] училище к композит[ору] Гершфельду, но неудачно, не застал его.

Вечером составил план радиопередачи «Вожатый уходит на фронт» и написал для этой передачи песню (хотя она имеет и самостоят[ельное] значение) «Походная комсомольская». Песня так себе.

12. В этот день встал рано, к 8 часам был в Собесе, занял 6-ую очередь. Все же отделался только к 11, но зато здесь свои дела покончил. Пошел к Званцеву — о назначении завучем еще ничего неизвестно. Но он мне сказал, что он предоставит мне возможность вселиться в квартиру, а для переговоров по этому вопросу просил приехать завтра.

Начал писать радиопьесу «Вожатый уходит на фронт», сделал больше половины. Написал песню «Прощанье бойца», которая мне очень нравится своими нешаблонными свежими рифмами и особенно энергичным чеканным припевом:

От вод заветного Урала

До волн прозрачных Иртыша,

От Сыр-Дарьи до Кокчетава

Сыны степей на бой спешат!

13. Опять был у Званцева. Мое назначение завучем сорвалось, но я почему-то об этом ни капельки не пожалел — тоже интересного мало торчать в школе с утра до вечера. Насчет квартиры я узнал, что можно в'ехать в комнату, уплатив за нее 600 р[ублей]; смотреть в воскресенье вечером — в 9 часов.

Созвонился с Гершфельдом, условились встретиться завтра в 10 часов утра. Кончил «Вож[атый] ух[одит] на фронт» и начал перепечатывать; перепечатал 6 страниц (между прочим «историю с носками» придумала Галюська).

14 (воскр[есенье].) Все утро просидел у Гершфельда. Прождал я его около трех часов, т[ак] к[ак] оказалось, что его вызвали в военкомат. Разговаривал с его женой Полиной Борисовной. Она мне много рассказывала о себе и муже. До 1939 г[ода] Гершфельд жил в Тирáсполе, а после присоединения Бессарабии его назначили директором Госуд[арственной] Консерват[ории] в Кишиневе. Там они и жили до войны. Жена с двумя мал[ыми] ребятами уехала почти в чем есть на второй день после начала войны, а он через две недели. Встретились они соверш[енно] случайно на ст[анции] Ртищево, под Саратовом. Вообще, очень интересная эпопея. Она мне рассказывала, как безобразно вели себя наши военные в Кишиневе, после того как он стал советским (спекуляция, скупка товаров, реквизиция пиш[ущих] машинок etc).

Пришел Гершфельд; рассказал, что музыку к «Балладе о сов[етском] летчике» он написал, но у него нет пианино и он не может мне продемонстрировать. Просил меня написать песню для музыки, котор[ая] у него уже есть (это была песня о наркоме обороны Тимошенко). Я записал стихотворный размер и обещал сделать. Говорили с ним о том, чтобы перевести молдавские песни на русский язык (он даст мне подстрочник), а также о стихах к фильму «Котовский».

Условились, что я завтра заеду к нему в муз[ыкальное] училище.

Вернувшись, кончил перепечатывать радиопьесу «Вож[атый] уходит на фронт», а вечером, несмотря на головную боль (она продолжается уже дня три) и скверное самочувствие засел за обещанную песню. Дело пошло, написал пять строф песни, которую назвал «Две войны».

В 9 вечера были у Званцева; комната, о которой он говорил, оказалась его собственная. Надо сказать, очень паршивая, настоящий курятник; маленькая, низкая, дом ветхий, коридор и чулан — все валится. Район не так далек от центра, но очень глухой и непривлекательный.

Мы обещали подумать с Гал[юськой] и дня через два дать ответ. Спать я лег в час ночи (сидел за песней).

15. Утром кончил песню «Две войны». Мне она определенно нравится: актуальная, боевая, написана очень живо.

Потом ходили осматривали токмакскую улицу и ее окрестности (где квартира, предлагаемая Званцевым). Определенно нам там не понравилось: глушь, грязь, от рынка далеко; есть мал[енький] рынок, очень своебразный: восемь пивных и винных ларьков и два всего с'естных.

Оттуда пошел в Радиокомитет. Пьеса моя очень понравилась Поповой, обещала завтра же выписать за пьесу и стихи деньги. Платят они, правда,