Дневник. 1941-1943 - Александр Мелентьевич Волков

19. Пошел к 9 часам в Пед[агогический] Ин[ститу]т. Дождался директора Адильгиреева, в беседе с ним выяснил, что им нужен геометр. Директор направил меня к зав[едующему] уч[ебной] частью профессору Тимоско, тот к декану Жаутыкову, а Жаутыков к зав[едующему] кафедрой Сатбаеву.

Выяснилось, что места нет и что директор звонил о тех часах, которые уже распределили между собой работники Ин[ститу]та. М[ожет] б[ыть] и будет место, если не вернется некий Захарин, призванный на военную переподготовку. Это выяснится на-днях. Возможны занятия на заочном секторе, но не утверждены штаты. В общем, как видно, работу получить можно, но главное — прописка!

Поспешил к Маршаку. Он сказал, что я включен в список кинематографистов, для которых хлопочут комнаты и посоветовал обратиться к Большинцову, представителю киноорганизаций. У Маршака я познакомился с Поповой из детского радиовещания. Оказывается, здесь передавались инсценировки «Чуд[есного] шара» и «Волшебника» — но не мои. Попова приглашала меня работать для радио.

Я пошел к Большинцову. Он сказал, что некоторых членов ССП отправляют в районы. Примером того, как там люди устраиваются, служит украинский писатель Сенченко: он служит в колхозе сторожем!

Положение с пропиской очень трудное. Если есть жилплощадь — легче. Я показал справку, полученную мной от Курочкина (о том, что он предоставляет мне жилплощадь). Большинцов посоветовал мне ее переписать; надо, чтобы меня впустили в порядке самоуплотнения, иначе у него комнату отберут, а мне не дадут. Тогда он пошлет своего работника и добьется разрешения на прописку. Это надо сделать не позже послезавтра. Он также посоветовал взять справку от радиокомитета, что я буду работать у них. Сейчас сижу в радиокомитете и жду Попову (кстати, я напросился у Маршака пойти с ним к Абдыкалыкову, пред[седателю] горсовета, который дает разрешение на прописку).

Услышав разговор композитора с работниками радио о том, что он (композитор) хотел бы написать песню о советском летчике, но не имеет слов, я предложил ему «Балладу о советском летчике», которая случайно задержалась у меня в портфеле с самого лета. Гершфельду (такова фамилия композитора) она очень понравилась и он решил писать на нее музыку. Просил работать совместно с ним, обменялись адресами.

Отношение от радиоком[итета] она мне дать согласна, но нет председателя, просила притти часам к 4.

Чтобы не пропадало время, поехал к Курочкину, переписал справку о предоставлении им жилплощади в порядке самоуплотнения.

Вернулся в Радиокомитет. Бумажку я составил, но председатель, Ив[ан] Георг[иевич] Вавилов, отказался ее подписать. Им не разрешено ходатайствовать за писателей — не их ведомство и должен хлопотать ССП. Но говорил он со мной очень любезно, обещал позвонить по телефону, если нужно будет его содействие.

— Мы вас знаем, для нас ваш приезд очень ценен, мы весьма рады!

Остаток вечера провел дома.

20. Утром пошел к Большинцову во Дворец Культуры. Насбирал там гвоздей (идет ремонт!) и нашел иголку (иголок в Алма-Ата нет), но Б[ольшинцова] не было. Встретил юрисконсульта, который посоветовал мне не передавать документы никому, а хлопотать лично, а еще лучше пойти с Маршаком к самому Абдыкалыкову.

Пришел домой и продал детских книг на 500 р[ублей] в Центральную Детскую Библиотеку (Захарина сотрудница б[иблиоте]ки).

Отправился в гостиницу к Маршаку, не застал, пошел к нему на квартиру (ул[ица] Чайковского). Софья Михайловна мне сказала, что насчет свидания С[амуила] Я[ковлевича] с Абдыкалыковым еще ничего неизвестно, но советовала мне самому с этим вопросом к Абдыкал[ыкову] не итти, а просить С[амуила] Я[ковлевича] хлопотать за меня. Я согласился.

Часа в 3 пришел в гостиницу, дождался Маршака. Он мне заявил, что договорился обо мне с Планкиным в горкомхозе и тот даст разрешение на прописку, если есть жилплощадь и справка об эвакуации. В Горкомхозе было полно военных — громадная очередь. Я прошел под видом сотрудника (помахивая портфелем) без очереди. Планкин мне наотрез отказал на том основании, что он не знает, оставляет ли меня в Алма-Ата комиссия, ведающая этими делами.

Я вышел из Горкомхоза в ужасном настроении и опять побежал к Маршаку, просил его действовать. Он взял мои справки об эвакуации от Ин[ститу]та и ССП и обещал хлопотать.

Вернувшись в Ин[ститу]т, узнал «приятную» новость: я окончательно оставлен вне штата, включен только Шумилов. В порыве возмущения я наговорил немало горьких, но правдивых слов о коммунистах и вожаках, которые устраиваются сами, не заботясь о других. Это было передано Величко и Гаврилову, и они в дальнейшем старались вредить мне, где только и чем могли. Правда глаза колет!

Надеюсь на Маршака, думаю, он устроит дело.

21. Пошел в Горно-Металлург[ический] Ин[ститу]т, говорил с зам[естителем] дир[ектора] по научно-учебной части Лысенко. Он человек отзывчивый и направил меня к зав[едующему] кафедрой математики Ахиезеру, который может устроить меня на полставки. Ахиезер сначала было согласился, потом начал придумывать разыне препятствия и в общем отказал; но высказал предположение, что я могу устроиться на кафедре механики.

Серг[ей] Ив[анович] Губкин сказал мне, что я могу устроиться на кафедре прикладной механики у проф[ессора] Вас[илия] Степ[ановича] Макарова (профессор нашего Ин[ститу]та, убежал из Москвы раньше прочих и потому устроился здесь очень хорошо). Макарова я как раз встретил и он обещал содействие, но выразил сомнение, справлюсь ли я с его предметами. По его словам, у него четыре вакансии, а кандидатов три — Максимов, Матвеев и я, все «москвичи». Распределение назначено на завтра. Я ушел несколько обнадеженный.

Звонил Маршаку, он еще не ходил к Абдыкалыкову.

22. С утра пошел в Ин[ститу]т, говорил с директором Коктовым. Он сказал, что вряд-ли меня можно устроить — начерт[ательная] геометрия, которую я расчитывал взять, уже вся дана, а по спец[иальным] предметам у меня нет подготовки. Мне стало дурно при директоре, Лысенко и С[ергее] И[вановиче] Губкине (который как раз пришел туда и хлопотал за меня). Лысенко поил меня водой, с полчаса я лежал в кабинете директора, потом в профессорской и затем ушел домой. Когда я вышел из кабинета директора, меня встретил Макаров. Я хотел с ним говорить, но он просил меня успокоиться и посидеть в профессорской. Лежа там, я слышал, как Губкин уговаривал его дать мне нагрузку. Дома лег, заболела голова.

В 4 часа меня навестил Губкин, он говорил с Коктовым и тот обещал содействовать моему устройству. Макарову он (Губкин) говорил о моих исключительных способностях. Губкин меня очень обнадежил, сказал, что все уладится. Был Шумилов; Макаров тоже расспрашивал его обо