Голоса из окон: Петербург. Истории о выдающихся людях и домах, в которых они жили - Екатерина Вячеславовна Кубрякова

и Ленин, вещавший о борьбе рабочего класса. Тем временем его сосед, эсер-террорист Гершуни, принимал других гостей – будущих убийц министра внутренних дел Сипягина, покушение на которого он разрабатывал в этих стенах.

Два огромных доходных дома-близнеца, 77 и 79, построенные в 1875 году для титулярного советника Мальцева и его жены, теперь принадлежали графу Шувалову. Несмотря на придворный статус церемониймейстера, его доходные дома имели не самую безупречную репутацию. Часть помещений он продал купцу-бакалейщику Якову Пименову, в меблированных комнатах которого и жил Грин. Пименову принадлежали и знаменитые бани во дворе этого дома с бассейном глубиной 3,5 метра, мраморными ванными и роскошными номерами (бани просуществовали почти 100 лет, до 1960-х). Непросто было агентам сыска уследить за бесконечным потоком жителей, гостей и отдыхающих!

Слежка за Грином, однако, не увенчалась разоблачением – помимо покупки булочек и походов в кино, писатель лишь передавал рукописи издателям (одному из них агенты дали кличку «Лиговский» – Невский с Лиговским встречались на одноименном проспекте) и работал здесь, дома, населяя героями свою вымышленную страну Гринландию и десятками выпуская рассказы – сказочные, романтические, иногда антивоенные (но пока не стоившие внимания охранного отделения).

Этажом ниже в этом доме жил другой писатель, Соколов-Микитов, 32-летний друг Грина, часто навещавший соседа: «Занимал он большую, светлую, скудно меблированную комнату, окно которой выходило на Пушкинскую. Помню простой стол, темную чернильницу и листы бумаги, исписанные стремительным характерным почерком, – разбросанные страницы рукописи. Над столом висел портрет Эдгара По и неизвестной мне женщины, вероятно, Веры Павловны Гриневской – первой жены Грина, с которой он разошелся в конце 1913 года. Писал Грин быстро, сосредоточенно и в любое время дня».[135]

Сумрачный Грин, писавший о путешествиях и фантастических местах, свои личные приключения ограничивал лишь кабаками возле дома – звал Куприна и других литераторов и проходил все кавказские погребки Невского проспекта. После введения сухого закона путешествия Грина разнообразились – за вином пришлось ездить в пригороды – Гатчину, Царское Село. А в 1916-м – отправиться еще дальше, оставив свою комнату в этом доме, Петроград и Россию. Очередной кутеж писателя в ресторане дал наконец результат 2-летней слежке – неблагонадежный «Невский» враждебно высказался об императоре, за что был немедленно сослан в Финляндию.

Список источников

1. Архитекторы-строители Санкт-Петербурга середины XIX – начала XX века. Под общ. ред. Б. М. Кирикова. – СПб. Пилигрим, 1996.

2. Б. М. Кириков, Л. А. Кирикова, О. В. Петрова. Невский проспект. Дом за домом. – 4-е изд., перераб. – М.: Центрполиграф, 2013;

3. Богданов И. А. Три века петербургской бани. – СПб, «Искусство – СПб», 2000

4. ВПб на 1895. O. III. C. 243, на 1896. С. 336.

5. ВПг на 1915. O. III. C. 177, на 1916. С. 184.

6. Кириков Б. М., Кирикова Л. А., Петрова О. В. Невский проспект. – Москва – Санкт-Петербург, ЦЕНТРПОЛИГРАФ, МиМ-Дельта, 2004.

7. Сандлер В. Вокруг Александра Грина (Жизнь Грина в письмах и документах) // Воспоминания об Александре Грине. – Л.: Лениздат, 1972.

8. Сандлер В. Воспоминания об Александре Грине / Сост., вступ., примеч. Вл. Сандлера. – Л.: Лениздат, 1972.

Доходный дом Бурцева (1905, Кварт)

Некрасова ул., 18

«А этот, – сказала она, указывая на самый большой, – …ставьте на диван!

Я схватился… Помятый, обшарпанный чемодан в старых ярлыках и наклейках, служивший хозяевам с дореволюционных времен… Вцепился в ручку – он как утюгами набит! <…>

Бурцева подняла брови:

– Открывайте! Он у меня не заперт…

Раздвинул скобочки, замки щелкнули, крышка взлетела…

Нет! Сколько ни готовился я увидеть эту необыкновенную коллекцию и взглянуть на нее спокойно и деловито – не вышло! Я ахнул. Чемодан доверху набит плотными связками… Письма в конвертах… Нежные голубые листочки. <…> Масонские грамоты. Открытки. <…> По-русски. По-французски. По-итальянски…

Задыхаясь, беру письмо… „Лев Толстой“… Фуф!!! Как бы с ума не сойти!..

…Автобиография Блока! <…>

…Духовное завещание Кюхельбекера! <…>

…Фотография Тургенева с надписью. <…>

…Стихотворение Есенина…

…Письмо мореплавателя Крузенштерна… Революционера Кропоткина…<…> Художника Карла Брюллова… <…>

Это что? Карамзин? <…>

Передо мной лежала знаменитая коллекция Бурцева, которая… считалась безвозвратно утраченной! <…>

Улица Некрасова, 18

Трое суток я не ложился спать – все раскладывал этот необыкновенный пасьянс.

Наконец, когда работа была закончена и я, стуча зубами от усталости и волнения, зябко потирал руки, Бурцева спросила меня:

– Сколько вы насчитали? <…>

– Здесь тысяча пятьсот восемь различных писем и рукописей. <…>

– Если бы я решила уступить это… архиву, – спросила Бурцева, обдумывая и осторожно взвешивая каждое слово, – в какой… сумме могла бы выразиться подобная передача? <…>

…Ольга Александровна проявляла… сдержанность, разговаривала любезно и просто… <…>

Итог… выражался в солидной сумме из четырех нолей, а впереди стояла хотя и не последняя цифра из девяти, но далеко и не первая»[136].

Здесь, в собственном доходном доме, когда-то хранил свою бесценную коллекцию редких рукописей и картин владелец банкирской конторы по профессии и страстный библиофил по призванию Александр Бурцев.

Застенчивый юноша, днем вместе с братьями выдававший кредиты и взыскивавший долги, вечерами тратил быстро пришедшее богатство в букинистических лавках, скупая письма Пушкина, и у художников – Судейкина, Маковского – без торгов приобретая пейзажи. Уже в 26 лет Бурцев издавал каталоги своих находок и собственные журналы, в 33 – купил участок под этот дом, где вскоре поселился, а в 43 – построил дом на той же улице (Некрасова, 10) под выставочные залы для своей коллекции.

Революция застала Бурцева 48-летним миллионером, состояние которого имело ценность не столько в деньгах и недвижимости, которых он, естественно, тут же лишился, сколько в частной коллекции, отнять которую не имели права даже по новым законам. Всю жизнь занимавшийся торговлей Александр, не поддаваясь сентиментальности, начал распродавать коллекцию через собственный книжный, открытый в этом же доме. Сундук бумаг Кюхельбекера купил страстный его почитатель Тынянов, писавший роман «Кюхля».

Работать бывший миллионер устроился в библиотеку, но, несмотря на авторитет в литературных кругах, 66-летнего Бурцева с женой Параскевой и дочерью Ольгой, проведшей в этом доме детство, а теперь имевшей уже собственную семью, выслали в Астрахань. Через 3 года пожилую чету расстреляют как финских шпионов (Параскева переписывалась с жившими там сестрами), а коллекция, все еще огромная, останется Ольге.

Именно эта Ольга, 50-летняя госслужащая из города Актюбинска, и вызвала в 1949 г. литературоведа Ираклия Андроникова ее оценить.

Казалось бы, находка наследия Бурцева – настоящий подарок для русской культуры, однако советское общество ополчилось на потомков коллекционера и мецената. Оказалось, что при эвакуации во время