Не имеющий известности - Михаил Борисович Бару

Памятник расстрелянным евреям поставили в 1975 году. Небольшой беленый обелиск с красной звездой. Правда, на нем не написано, что расстреляли на этом месте евреев. Написано, что расстреляли советских граждан. С одной стороны, и это тоже правда, а с другой… Теперь за памятником ухаживают учащиеся опочецкой коррекционной школы. Назначили их ухаживать еще в советское время, с тех пор они и ухаживают. Хорошо ухаживают. Вокруг все чисто. Рядом с обелиском стоит бетонный недоделанный постамент. Говорят, что скоро устроят памятник, на котором будет написано, что расстреляли здесь евреев, но как скоро… Говорят, что там напишут имена и фамилии расстрелянных. Наверное, напишут. Пока не написали. Говорят, что уже вот-вот, но пока…

И еще о памятниках. На городском кладбище неподалеку от кладбищенской церкви похоронены Евгения Ивановна Иванова и ее родители. Памятники у них самые обычные. На черном граните памятника Евгении Ивановны гравирован портрет бесконечно усталой доброй женщины в строгом учительском костюме. Необычна только табличка «Праведники народов мира», установленная рядом. Евгения Ивановна все три года, что Опочка была под немцами, вместе с отцом Иваном Ефимовичем прятала у себя дома еврейского ребенка – Бориса Каминарова.

Мальчик случайно оказался в Опочке. Его родители перед войной решили переехать из соседнего Невеля в Опочку, где получили работу в педучилище, а Боря остался оканчивать пятый класс в Невеле, где жили его бабушка и дедушка. Немцы вошли в Невель в середине июля и немедленно всех евреев согнали в гетто. Уже 4 сентября евреи были расстреляны. По одной из версий, Боре удалось бежать из лагеря – мать его друга перерезала колючую проволоку, а по другой – он выкарабкался из-под груды трупов расстрелянных в овраге людей и пешком ушел в Опочку. Родителей к тому времени, как он пришел в Опочку, там уже не было – его мать эвакуировалась, а отчим Павел Иванович Гончаров был призван в действующую армию. По дороге в Опочку мальчика приютила женщина, жившая на хуторе возле городка Пустошка, что на полпути от Невеля до Опочки. Надолго оставить она его у себя не могла – за укрывательство евреев полагался расстрел. Перед тем как отправить его в Опочку, она Борю крестила и дала ему имя Миша. В городе Боря, поскольку немцы ее уже оккупировали, снова попал в гетто, но уже в опочецкое. Оно и немудрено, поскольку внешность у Бори была…

О том, что мальчик находится в гетто, случайно узнали знакомые его родителей. Они написали прошение в комендатуру, чтобы им отдали Борю на поруки как сына русского учителя. Самое удивительное, что его отдали. Учителя решили, что Боря будет жить по месяцу в каждой учительской семье. Месяц он прожил в доме Евгении Ивановны, а потом… учителя передумали. Все прекрасно понимали, что им будет, если у них дома найдут еврейского ребенка. Вот так и прожил все три года оккупации Боря Каминаров у Евгении Ивановны Ивановой. С Борей было сладить трудно. Несколько раз он без разрешения уходил из дома, несмотря на строгий запрет появляться на улице. Несколько раз воровал продукты с немецкого склада. Несколько раз его забирали в комендатуру. Каких трудов стоило Евгении Ивановне и ее отцу его оттуда вызволять…

Немецкие патрули регулярно обходили дома опочан, и однажды Евгения Ивановна не успела спрятать Борю. Иван Ефимович лег на кровать, велел мальчику лечь рядом и отвернуться лицом к стене. Они притворились спящими, а Евгения Ивановна сказала патрулю, что это муж и сын – работали, устали и отдыхают.

В 2000 году Евгении Ивановны не стало. Через тринадцать лет посол Израиля вручил ее дочери почетную грамоту и медаль, а звание праведников мира Евгении Ивановне и Ивану Ефимовичу присвоили посмертно. В том же году на могилах Евгении Ивановны и ее отца установили и табличку[49].

Седьмая сотня лет

Опочку очистили от немцев части 10-й гвардейской армии 2-го Прибалтийского фронта в середине июля 1944 года – ровно через три года после начала оккупации. Опочецкая районная комиссия по установлению и расследованию злодеяний немецко-фашистских захватчиков и их сообщников, начавшая работу в конце ноября 1944 года, установила, что за годы оккупации в Опочке немцами расстреляно 634 человека, угнано в Германию 474 человека, сожжено 55 деревень. Двадцать семь из них так и не восстановили. Общий ущерб составил два миллиона рублей. Так написано в одних источниках. В других – что три миллиона. Теперь это не имеет никакого значения, а тогда… Тогда, после ухода немцев, все просто стояло обгорелое, взорванное, и под ногами лежал битый кирпич.

Нужно было все восстанавливать. Уцелевшие каменные здания можно было пересчитать по пальцам: одна из средних школ, поскольку в ней находился немецкий госпиталь, педучилище, здание которого во время оккупации занимала комендатура, четырехэтажный корпус присутственных мест и Дом Советов, которые немцы просто не успели взорвать, – и все. Три школы, Дом культуры, кинотеатр и городская библиотека были сожжены, электростанция, хлебопекарня, райпромкомбинат, четыре завода – кирпичный, гончарный, лесопильный и завод по производству спирта – разрушены. От железнодорожной станции Опочка-2 остались одни развалины, разобрана часть путей, взорван мост через Великую.

Можно, конечно, подробно описать, как все восстанавливалось, как разминировали территорию льнозавода, как 9 мая 1945-го заложили парк Победы при входе на городской мост, как в начале шестидесятых деревянный мост через Великую заменили на железобетонный, как восстанавливали электростанцию, как восстановили раймаслосырзавод, как его из года в год награждали переходящим Красным знаменем и грамотами Совета министров, как построили кинотеатр «Маяк»[50] и хлебокомбинат с котельной, как оснастили ремонтный завод полуавтоматическими фрезерными, токарными и шлифовальными станками, как велось жилищное строительство, как в 1962-м заработал завод железобетонных изделий, а еще через десять лет там появился первый в стране цех по производству армооболочек… Только все это материи скучные, а в случае армооболочек очень скучные, хотя и первые в стране, – но это было, и даже не все успело порасти быльем. Хлебокомбинат, которому уже без малого семь десятков лет, снабжает город хлебом, восточными сладостями и безалкогольными напитками, завод пищевых продуктов выпускает майонез и горчицу. У них и рентабельность растет год от года, и новые виды упаковки внедряются, и почетные грамоты работникам завода за успехи в труде выдаются. Есть еще кожгалантерейная фабрика. Она, правда, осенью 2020 года горела так, что ее работницы из окон выпрыгивали, но теперь восстановилась и переехала из сгоревшего здания на четвертый