Клич перелетных гусей. Японская классическая поэзия XVII – начала XIX века - Мацуо Басё

class="v">Кто строчит один за другим трактаты.

Я же стар становлюсь, ни на что не годен.

Из друзей остался лишь дождь вечерний.

Возжигаю под вечер куренья в келье —

Только ветер шуршит бамбуковой шторой…

Монах спросил: «Чего достигали великие мастера прошлого, когда обретали Последнюю степень прозрения? Ведь они походят на воров, что проникли в пустующий дом»

ГЭНРО:

Ступали они по острым клинкам мечей,

По тонкому льду едва замерзшей реки,

Входили они и в тот пустующий дом,

Отнюдь не лелея мыслей о воровстве.

Вернувшись затем в свой ветхий земной приют,

Встречали они, как и все, восход поутру,

А ночью луна и звезды светили им.

Бродили они по улицам городов,

И ветер странствий их овевал в пути,

А под конец, открыв заветную дверь,

Они вступали в сокровищницу свою,

Не зная страха, сомнений и смутных грез, —

Ведь изначально их выбор туда и вел.

Монах спросил: «Какими глазами смотрят те, кто прошел путь перевоплощений во всех пяти мирах?»

ГЭНРО:

Весь огромный мир – мой сад вовеки.

Распевают птицы в нем мои песни.

Дуют ветры – и это мое дыханье.

Это я танцую с обезьянами на деревьях.

Это я свободен, как вольная рыба в море.

В тысяче озер отражен вечерний месяц,

И ничто не затмит его ясный образ.

Дорог мне и каждый цветок весенний,

И багряный лист осенней порою.

Вот в чем таинство перевоплощений!

Инок Рёкан

* * *

Словно лист банана под ветром,

          на полоски жизнь моя рвется.

Собираю для пропитанья

          близ тропинки коренья, травы,

Приношу бамбук и солому,

          чтоб чинить дырявую кровлю.

Под луной всю ночь до рассвета

          в созерцанье сижу, в раздумье —

Снова, залюбовавшись цветами,

          позабыл домой возвратиться.

Вот к такой бестолковой жизни

          я пришел, сам того не заметив,

С той поры, как познал впервые

          дух Ученья в буддийской общине.

* * *

Прошлое миновало,

          грядущее не наступило,

А того, что меж ними, —

          настоящего – не существует.

Все меняется в мире,

           ни в чем не найти опоры.

Столько имен, названий

           рождается произвольно.

Что же в праздном безделье

           растрачивать годы жизни?

Нет резона держаться

           за обветшавшие догмы,

Нет нужды поклоняться

           новомодным причудам.

Сердцем правды взыскуя,

           сердце стремись постигнуть.

Поиск и размышленье,

           размышленье и поиск.

Лишь пройдя до предела

           все дороги исканий,

Ты поймешь, как неверно,

           скверно пожил на свете…

* * *

Откуда берется жизнь, куда исчезает?

Одиноко сижу в тиши, предавшись раздумьям.

Все гадаю, куда и как, зачем и откуда.

Вот и в бренной жизни моей череда изменений —

Отражение Пустоты в зеркале кармы.

Дни и годы летят, летят – что делать с ними?

Я, покорен карме, во всем нахожу отраду…

* * *

К двери моей намело

          лепестки с вишневых деревьев.

Опадают цветы

          под птичий немолчный щебет.

Рассвело – за окном

           восходит вешнее солнце.

Струйкой тянется дым

           от палочки благовоний.

* * *

На исходе весна,

           подросли душистые травы.

Лепестки плывут по реке —

           отцветает персик.

Я в житейских делах

           никогда ничего не смыслил —

Но вот этой красе

           не устаю дивиться…

ПОДНЯВШИСЬ С ЛОЖА БОЛЕЗНИ

Занедужил – и вот,

           не в силах подняться с ложа,

Столько дней лишь в мечтах

           уносился к далям заветным,

Но сегодня с утра

           все же встал и дошел до речки —

По теченью плывет

           цвет персика облетевший…

* * *

Хижина моя

          под названием «Мерка риса»[88]

Колокол большой

          напоминает с виду

И стоит в лесу

          под сводами криптомерий.

Стены изнутри

          испещрены стихами.

Котелок порой

          покрывается слоем пыли.

Дым над очагом

          зачастую не вьется вовсе.

Одинокий гость —

          старик с восточного склона —

В полнолуние

          изредка постучится…

Все не мог я заснуть

          погожей ночью осенней —

Встал и вышел во мглу,

          прихватив неизменный посох.

Верещали сверчки

          под осколками черепицы,

И шуршала листва,

          облетая с дрожащих веток.

Из далеких лощин

          доносилось ручьев журчанье.

Не спешила луна

          подниматься над горной кручей.

Будто все так сошлось,

          чтоб повергнуть меня в раздумье.

Миновали часы —

          пропиталось платье росою…

* * *

Нынче просил подаянья —

           как вдруг разразился ливень.

Переждать непогоду

           случилось в маленьком храме.

Принимаю с улыбкой

           плошку риса, чашку с водою.

Что в горах, что в деревне —

           покой, простота и бедность…

* * *

Одиноко блуждая по горным склонам,

Я набрел на покинутую лачугу:

Покосились стены. Зайцы да лисы —

Лишь они навещают былую пустынь.

Подле купы бамбука – сухой колодец.

Том стихов под окошком весь в паутине.

В доме пол покрыт нетронутой пылью,

И порог зарос лебедой, бурьяном.

Причитают цикады – я их встревожил.

Созерцаю закат, объят тоскою…

* * *

Все превратности мира —

           что облака в небе.

Пять десятков лет жизни,

           как долгий сон, промелькнули.

Редкий дождик ночной

           поливает мою лачугу.

Молча в рясе сижу,

           смотрю в пустоту окошка.

* * *

С отрочества презрев

           убогость мирской науки,

Посвятил я себя

           ученью благого Будды.

Лишь баклага с водой

           да плошка для подаянья —

Так весну за весной