Педагогика творческой личности - Константин Николаевич Вентцель

виде, но вряд ли он может иметь большое значение для современного ребенка среди той видоизмененной человеческим трудом природы, которую он находит в настоящее время. Современному ребенку приходится больше бояться не столько природы, сколько близких людей или руководителей, которые могут стеснять всякое проявление его воли под угрозой того или другого наказания, которые, видя в послушании первую добродетель ребенка, могут недоброжелательно относиться ко всякому обнаружению его самостоятельности, его свободного, творческого отношения к окружающему. Ведь приказывать и принуждать угрозами и разными дисциплинарными взысканиями куда легче, чем мудро и незаметно для самого ребенка руководить им, направляя его к добру и вместе с тем предоставляя ему действовать вполне самостоятельно, так чтобы весь путь нравственного совершенствования служил ему школою для выработки нравственной воли, а не только тех или других привычек, именуемых нами нравственными.

Точно так же, что касается чрезмерного изобилия внешних впечатлений, подавляющего нашу активность и убивающего наши творческие силы, то и в этом отношении для современного ребенка опасность угрожает не столько со стороны природы, сколько со стороны той искусственной социальной обстановки, которую мы находим в больших городах. Всякий, наверное, испытал то чувство успокоения, возвращения к самому себе, которое приносит с собою весною переезд из города в деревню. Душа отдыхает от той чрезмерной пестроты, того раздражающего многообразия внешних впечатлений, с которыми связана всякая городская жизнь, голова становится свежее, мысль начинает работать самостоятельно, во всем организме чувствуется какая-то бодрость и энергия. Городская жизнь, приводя ум в состояние оцепенения и в то же время крайнего перевозбуждения, оказывает на человека, по мнению Тарда, действие, подобное гипнотизации: он впадает как бы в сомнамбулистическое состояние. «Движение и уличный шум, — говорит он, — выставка товаров в магазинах, непомерное и принудительное беспокойство о своем существовании действует на многих горожан, как магнетические пассы»22. Если пагубно действует на душу взрослого городская жизнь обилием, многообразием и пестротою внешних впечатлений, так чрезмерно раздражающих и щекочущих нервы и так мало дающих возможности человеку жить внутреннею жизнью, составляющею необходимое условие для сколько-нибудь плодотворной внешней деятельности, то насколько пагубно должно быть ее влияние на душу ребенка. Если мы хотим, чтобы в наших детях созрели творческие силы, то мы должны стараться держать их подальше от сутолоки большого города, от этого подавляющего обилия внешних раздражений. Мы должны стараться окружить их спокойною, простою обстановкою, которая давала бы для их души работу по силам, которая доставляла бы им такое количество впечатлений, какое они в состоянии переварить, которая не превращала бы их в простые воспринимательные аппараты, не повергала бы их как бы в состояние гипноза, — но допуская при своей простоте достаточное разнообразие и перемену, непрестанно служила бы школою для упражнения в них сознательной, творческой воли. Материальная обстановка, окружающая ребенка, должна служить, постепенно вместе с ростом сил в нем все в более возрастающих размерах, поприщем для приложения сознательного, творческого труда. Способность к такого рода творческому труду неизмеримо важнее всего того богатства впечатлений, которое может доставить, ценою подавления самостоятельной духовной жизни, чрезмерно сложная и разнообразная среда, и вот почему родители и воспитатели должны с самых малых лет культивировать эту способность в своих детях.

Они должны развивать в детях любовь и уважение к труду, что возможно, конечно, только в том случае, если труд и наслаждение в сознании ребенка будут тесно и неразрывно связаны друг с другом. Наслаждение или счастье должно поднимать в человеке энергию и делать его способным для бодрого и неутомимого труда, а труд, будучи свободным, непринужденным обнаружением активности человека, должен иметь в своем результате создание продуктов, ведущих к подъему жизни и счастья как личного, так и общечеловеческого.

В этом отношении строй современной общественной жизни вряд ли может быть признан благоприятным в смысле развития воли в том направлении, о котором мы только что говорили. В современной жизни мы видим, с одной стороны, пресыщение всевозможного рода наслаждениями почти без всякого прилагаемого для этого труда, с другой стороны — труд без всяких сопровождающих его наслаждений, которыми он должен был бы сопровождаться или которые должны были бы быть его последствием при нормальных условиях. Удел одних в современном обществе есть главным образом труд, удел других — наслаждение. Подобное положение дел едва ли может воспитывать любовь и уважение к труду и вряд ли может быть признано нормальным, а не патологическим явлением. Труд и притом творческий, сознательный труд и наслаждение должны быть в полной мере уделом каждого человека.

Жизнь, полная избытком наслаждений, но лишенная труда, как и жизнь, полная труда, но лишенная наслаждений, — одинаково уклоняются от условий нормальной, здоровой жизни. Но в то время как первая, будучи зависимой в своем существовании от других и будучи лишена всякой активности, таит в себе признаки разложения, — последняя есть основание будущего прогресса и преобразования общечеловеческой жизни к лучшему. Надо только, чтобы труд был освещен мыслью и стал творчеством, а не механическим делом, превращающим человека в автомата. Даже представители труда и те не всегда ясно сознают великое нравственное его значение, потому что они часто трудятся только вследствие необходимости, при первой возможности готовы были бы избавиться от гнета последней, чтобы без всякой затраты энергии получать от жизни свою долю наслаждений. Это обстоятельство имеет свое объяснение в том, что труд в современном обществе в редких случаях выполняется добровольно, а большею частью — в силу явного или скрытого принуждения. Только свободный труд может стать предметом идеальных стремлений. Девятнадцатый век характеризуется громадным развитием производительных сил, сделавшими возможным могучий материальный прогресс и создание бесконечного разнообразия материальных благ. Но самый источник этих благ, трудовой элемент, остается в тени и на заднем плане. Двадцатому веку предстоит великая задача: выдвинуть труд на первый план, чтобы продукты труда не заслоняли собою их великого творца-человека, чтобы скрытые в труде идеальные блага получили возможность своего полного расцвета и развития. Эволюция идеальных благ и идеальной культуры — вот что должно будет осуществить настоящее столетие.

Здесь мы должны сказать хотя бы несколько слов о том значении, которое среда имеет в деле нравственного развития человека в качестве источника наслаждения или страдания, удовольствия или неудовольствия.

«В противоположности между удовольствием и недовольством, в этой первоначальной противоположности в мире чувств, — говорит Гефдинг, — нетрудно видеть выражение противоположности между подъемом и упадком жизненного процесса»23. И действительно, удовольствие всегда бывает связано с повышением в личности жизнедеятельности, активности, с избытком сил, ищущим себе разряжения в той или