Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский

Татуировки наносили толстой трехгранной иглой или швейными иглами, связанными по две или три. Краску делали из разведенной в воде сажи, жженой резины или сока растений. Так, в селении Гапшима использовали жимолость, растущую на кладбище. Местные называли ее кошачьей грушей. Больше недели свежая татуировка болела, порой у девушки поднималась температура. Но именно перенесенная боль давала женщине право носить рисунок с гордостью всю жизнь.

Иногда девушки становились «сестрами по татуировке», татуируя друг друга и внося под кожу кровь подруги вместе с краской. Но, как правило, татуировка была своего рода инициацией, которую проводили только замужние женщины, обладательницы собственных наколок. Знаками защищали всё, что дает повод для зависти, – красивое лицо, длинные ноги, умелые руки, большую грудь… Татуировка воспринималась как прививка от напастей и сглаза. Горянки боялись, что, если ее удалить, дух сразу вылетит из тела. Отказ посвященной женщины делать татуировку порой приводил к серьезным драмам.

Однажды в лакском селении Верхний Катрух тяжело заболела четырехлетняя девочка. Мулла соседней деревни посоветовал ее матери Кистаман для спасения дочери вытатуировать ей точку на переносице. Та обратилась к своей подруге Муслимат. Но едва она взяла в руку иглу, как ребенок закричал, забился в конвульсиях. Муслимат сжалилась и отпустила девочку. Вскоре та упала с лестницы и умерла. После похорон мать сказала татуировщице: «Раньше мы дружили, а теперь ты – мой вечный враг. Из-за тебя дочь осталась без защиты, и случай ее забрал». До самой смерти женщины больше не обменялись ни единым словом.

Семнадцать лет Габиб провел в экспедициях. Заморский ученый подбадривал его из далекой Британии и благодарно принимал собранный материал, но в Дагестане Паганелем приходилось становиться самому. С 1991 по 2007 год любознательный даргинец опросил более 500 женщин в 140 селах 35 районов Дагестана. Самой юной было три года. Самой старшей – 113 лет.

– Я сопоставил знаки на вышивках и утвари с татуировками и убедился, что это единая орнаментальная база, присущая не только Дагестану, но и всему Кавказу. Отправился в Армению, Грузию, Азербайджан. Потом систематизировал результаты и издал брошюркой. Тогда все ахнули. – В голосе Габиба звучит гордость. – В Академии наук сокрушались, что я их тему увел, а я спросил: «Кто вам самим мешал до сих пор?» Я собрал в Дагестане 1545 знаков женских татуировок и семь мужских. Женщины консервативней, они – хранители обычаев. Их среда очень замкнута. Мужчина сел на коня, взял саблю и пошел воевать, а жена остается дома и передает детям традиции.

Тем временем в Оксфорде Роберт Ченсинер проанализировал 111 видов татуировок и сгруппировал их в десять категорий. Самая большая – 61 знак – состояла из точек. Сорок восемь татуировок изображали людей и части тела, 42 – астральный культ, 35 – буквы, 27 – тотемных зверей, 9 – растения, 9 – кресты, 7 – числа, 3 – еврейские символы. Пять татуировок так и остались загадкой. Впрочем, другие ученые считают, что все эти трактовки произвольны. Можно сколько угодно проводить параллели между дагестанскими знаками и символами из критского города Кносс, разглядывать в переплетении линий мировое древо или танцующего шайтана, но мы никогда не узнаем наверняка, о чем думала давно умершая горянка, когда чертила на руке девушки свастику или греческую букву пси. И уж тем более невозможно установить изначальный смысл знака, когда он еще не преломился через восприятие множества поколений татуировщиц. Как бы то ни было, сельский учитель русского языка написал несколько научных трудов, защитил диссертацию и стал соавтором монографии, изданной в 2006 году лондонским издательством Bennett & Bloom. В списке людей, которым посвящена эта книга, есть Расул Гамзатов, который очень помог Роберту, но самым первым стоит имя Аминат, матери Габиба.

– Я жалею лишь о том, что поздно начал, – вздыхает он. – Целый пласт культуры уходит безвозвратно. И зафиксировал его я – непрофессионал и дилетант, у которого до 1994 года даже фотоаппарата не было, чтобы изображения сохранить. Большинство татуированных людей уже умерли, традиция угасает. И все же… Недавно студенты мне рассказывали, что видели в маршрутке очень общительного мальчика. Ко всем лез. И одна пассажирка посоветовала матери сделать ребенку татуировку. Чтобы не сглазили.

Женские капризы, кинжалы и рога

Селение Гоцатль стоит почти на трассе, ведущей в районный центр Хунзах, но все же чуть в стороне. Далеко впереди – гора Гуниб, место пленения Шамиля, далеко внизу – огромное поле камней, где, по слухам, есть и клады, и древние скелеты. С одного края – обрыв, заросший дикой коноплей – широко известной в творческих кругах Дагестана «гоцатлинкой». С другого края – шлагбаум. Пришлые люди убили молодого гоцатлинца, после чего сельский сход постановил закрыться от окружающего мира. Полосатая перекладина опускается редко, но стоит – как напоминание. Вдобавок перемещения по Гоцатлю фиксируют видеокамеры. Это не отпугивает торговцев с юга России, которые приезжают в аул за работами мастеров: браслетами, оружием и канцами – кавказскими рогами для вина.

Гоцатлинцы любят рассказывать красивую легенду о рождении их промысла. Во время набега аварцы захватили группу людей, среди которых был искусный чеканщик. Вот только кто именно, было неизвестно, а сам он помалкивал. Тогда хитроумные воины провели пленных по тропе, предварительно разбросав на ней куски угля и меди. Они знали, что мастер никогда не наступит на уголь и не пройдет равнодушно мимо хорошего слитка. Так он себя и разоблачил, положив начало целой творческой династии.

Правда это или нет, но в XVII–XVIII веках за медными котлами и кувшинами сюда съезжались со всего Аварского ханства. Во время Кавказской войны месторождения серы и селитры, использовавшихся для