Живой Дагестан - Владимир Д. Севриновский

и смерти могут проявить себя, и в доме умрет мужчина. Сулейманов – человек образованный и склонен считать это суеверием. Но рисковать не хочет. Благо других узоров множество, и в клиентах недостатка нет. В отличие от Магомедхана, он изначально ориентировался на внутренний рынок. Большинство его изделий покупают дагестанцы, знающие толк в качественных коврах, – от бывшего главы республики до эмигрантов, давно покинувших родные места.

– Мне говорили: «Зачем ты это делаешь? Ковроткачество – тяжкий, рабский труд за унизительно низкую плату. Наш народ занимался им испокон веков, но тебе это надо?» Я думал: неужели меня будут проклинать? Но потом спросил у самих женщин, и они удивились: «Ариф-халу, да вы что!» Ткачихи знают: стоит им подняться от станка, на их место тут же сядут другие. Если бы много бизнесменов платили так же, как я, мне было бы тяжело. Но работы в деревнях нет. Люди брошены на произвол судьбы. Вот и остается им лишь ткать, как их бабки и прабабки делали. И так же, как они, создавать прекрасное. Хороший ковер – словно радуга на небе. Даже лучше – такого богатства оттенков не найдешь и на радуге…

Круглолицая лезгинка вплетает в трепещущую основу тысячи нитей, обрывая их, словно древняя богиня судьбы. Каждая ворсинка неповторима, но только в их соединении возникают узор и смысл. Орнамент ковра подобен книге, которая писалась не одну тысячу лет. Каждый символ имеет значение, каждый штрих рожден тяжким, мучительным трудом многих поколений. Но даже в страшной «Топанче» среди знаков войны и крови опытный глаз различит силуэты птиц, яркое солнце, озаренные им дома и кущи райского сада, заветной родины людей и ковров.

Лабиринт из шелка и золота

Всадники с трехконечными свастиками вместо голов и колчанами за спиной восседают на разноцветных лошадях. Синие птицы парят вокруг оранжевого солнца. Возле мирового древа ползают змеи и скачут олени. Потемневшие нити выдают солидный возраст полотен, но искаженные, асимметричные узоры смотрятся удивительно современно. Возможно, поэтому вокруг кайтагской вышивки кипит больше страстей, чем вокруг любого из дагестанских ремесел. Кажется, вместо шелка она соткана из парадоксов. Ее называют кайтагской – но большинство из шести сотен старинных работ найдены вне Кайтага, небольшого района на юге Дагестана. Ее забыли на родине – и она прогремела по всему миру. Даже человека, вырвавшего ее из небытия, многие винят в ее исчезновении.

Кайтагская вышивка обрела название с легкой руки кавказоведа Евгения Шиллинга, обнаружившего первые экземпляры в Кайтагском районе Дагестана. Странные узоры украшали шерстяные и соломенные подушки. На полки их ставили вертикально, показывая рисунок во всей красе. Основой обычно служили хлопковые полотна размером примерно метр на полметра, порой сшитые из нескольких кусков. Иногда в дело шли даже кумачовые советские флаги. Вышивали исключительно даргинки – отборным нухинским шелком, вкрапляя золото и серебро. Дорогой материал расходовали бережно: снаружи были длинные стежки, а с изнанки – лишь короткие узелки, закрепленные дополнительной нитью. Красили шелк скорлупой ореха и ягодами барбариса, синим индиго и желтой резедой, дешевой мареной и дорогой кошенилью. Для закрепления цвета пряжу оставляли на ночь в коровьей моче.

Одинаковых орнаментов почти не встречалось – мастерицы импровизировали. Вышивали без пялец, на коленях или на земле, из-за чего фигуры были причудливо искажены. Фантастические животные, схожие с рисунками из алтайских курганов пазырыкской культуры, соседствовали с узорами персидских ковров, элементы с кувшинов Балхара – с солярными знаками, как на унцукульских тростях. Магия разных народов сливалась в единое целое. Орнамент защищал от потусторонних сил в моменты перехода между мирами – при рождении, на свадьбе и после смерти. Молодая мать покрывала им оголовье люльки, невеста – приданое, а безутешные родственники – лицо умершего. Все они клали вышивку узором вниз, ведь предназначалась она не человеческому глазу. После ритуала покров забирали – чтобы использовать вновь.

В советские времена языческие обряды исчезали один за другим. Попытка производства в 1930-х дешевой вышивки с акриловыми красками на фабричном сатине провалилась. Шелковые обереги стали данью давно утраченной традиции. Невесты не знали, что и зачем приносят в дом жениха, но исправно делали это и отдавали впоследствии вышивку повзрослевшим дочерям. Порой столетние орнаменты стелили под горшки с цветами или клали вместо простыни в люльку, проделав дырку для отвода мочи. Этнографы о кайтагской вышивке если и писали, то вскользь. Кавказоведы Владимир Марковин, Анатолий Иванов и Дибир Атаев упоминали ее в материалах по Дагестану, но специальных работ не посвящал никто. Информации было так мало, что в некоторых музеях вышивку выставляли под видом молитвенных ковриков. Одна из лучших коллекций хранилась в московском Музее искусства народов Востока. Глава отдела советского Востока Дмитрий Чирков в 1971 году составил альбом «Декоративное искусство Дагестана». В нем были две цветные репродукции кайтагских вышивок. Эти листки и решили судьбу старинного промысла. Они попались на глаза предприимчивому англичанину Роберту Ченсинеру. В одном из орнаментов он без труда разглядел силуэт дракона…

О драконах британец грезил с детства. Из-за мифических рептилий он еще в начальной школе погрузился в изучение своей первой исторической дисциплины – геральдики. Роберт рано осиротел и провел детство в школе-интернате. О ней ученый говорит коротко: «Мне там нравилось потому, что они стирали мою одежду. А воспитывал себя я сам».

Повзрослев, Ченсинер выиграл престижную стипендию и окончил Кембридж. Сокурсники бодро полезли по карьерной лестнице, но офисная работа была не для него. Еще в юности Роберт решил, что разбазаривать драгоценное время на метания между домом и работой непростительно. Другое дело – когда сам себе начальник и выезжаешь только в дальние страны за приключениями и открытиями.

– Тебе надо орден дать за то, что годами на одном месте вкалываешь, – как-то обмолвился британец другу-академику.

Со временем он стал экспертом по кавказским коврам c изображениями драконов – их так и называют драконовыми. На текстильной конференции в Баку Ченсинер познакомился с дагестанским этнографом Магомедханом Магомедхановым. Истории о культурных сокровищах Дагестана, скрытых и от западной науки, и от западных коллекционеров, впечатлили Роберта. Он решил отправиться в загадочную страну гор.

Попасть иностранцу в советский Дагестан было непросто. Но Ченсинер преодолевал и не такие барьеры – опыт странствий научил его высокому искусству ладить с восточными правителями. Роберт заручился поддержкой Национальной комиссии СССР по делам ЮНЕСКО. Это открыло ему двери первого секретаря дагестанского обкома КПСС Магомеда Юсупова, а затем и легендарного поэта Расула Гамзатова.

– В Дагестане Расул был больше чем королем, – смеется Ченсинер тридцать лет спустя. – Он мог