Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

Поражала своей исключительной работоспособностью и преданностью делу старшая операционная сестра Мария Эдуардовна Ковалевская. Не было случая, чтобы группы усиления, выезжая в медсанбаты, не имели при себе запаса стерильных шариков, салфеток, простыней, полотенец, медицинского инструментария. Ни артиллерийский обстрел, ни бомбежка — ничто не могло помешать уже немолодой женщине, участнице двух войн, старшему военфельдшеру Ковалевской строго и придирчиво проверить качество стерилизации, готовить аппараты для переливания крови, развертывать операционные и, что самое главное, учить молодых сестер всему тому, что она сама узнала за долгую жизнь.　

Долгие часы отдавали медицинские сестры Е. Васильева, Ю. Дегтярева, М. Иванова, А. Соколова, В. Маршания и другие приготовлению стерильного материала, нарезая многие сотни больших и малых марлевых салфеток, тампонов, треугольников. Только они, хирургические сестры, умели в сложной боевой обстановке мгновенно наводить свой особый, неповторимый хирургический порядок.

Мне часто приходилось бывать в Доме ИТР, видеть их всех, моих старых товарищей по двум войнам, на боевых постах у операционных столов, возле носилок с ранеными, накладывавших большие гипсы, мывших усталые, опаленные спиртом и йодом, истертые щетками руки, отдыхавших за скромной едой, пивших крепчайший перепревший чай с куском хлеба или черным сухарем. Видала я за операционным столом и главного врача Колпинской больницы Александра Николаевича Хрусталева. Он был до предела загружен в своей больнице, заполненной больными и ранеными колпинцами, но умел найти силы и время, чтобы оперировать еще и раненых бойцов.　

Военврач Надежда Волпян как-то говорила мне, что, стоя за операционным столом, нередко теряет представление о времени. О наступлении утра напоминает ей лишь резко нарастающее чувство усталости, когда иссякают последние силы. Она отдавала работе не менее шестнадцати часов. Отдых — всегда тревожный, настороженный, в любую минуту Волпян была готова прервать его и вновь отправиться к поступавшим раненым.　

Двери Дома ИТР практически никогда не закрывались — через них то вносили раненых, то выносили. Закрывались они только тогда, когда бушевал артиллерийский обстрел, чтобы осколки не влетели в подвал. Санитары и сандружинницы различных частей, воевавших на колпинской земле, фельдшера, врачи — все хорошо знали этот дом, стоявший на семи ветрах, на пересечении дорог, ведущих к близким и далеким противотанковым рвам, где окопались наши бойцы.　

Когда же фронт на короткое время затихал (а это было по вечерам и ночами), во двор дома въезжали большие утепленные санитарные машины. Начиналась эвакуация раненых. Она проходила четко, организованно, в сжатые сроки. Одних раненых подвозили к санитарному поезду, стоявшему у переезда, других везли в специализированные армейские госпитали.　

Уезжали машины, и серый дом снова замирал. Ни одна щелочка света не просачивалась из подвала, где ни на мгновение не прекращалась работа. Круглосуточно стучали движки, освещая операционное поле, руки врачей и сестер в резиновых перчатках, бледные лица под марлевыми масками, усталые покрасневшие глаза.　

Запомнился уходящий зимний день, когда, выполняя задание санитарного отдела, я посетила санчасть 37-го полка 56-й дивизии. Быстро темнело. Возвращаясь, я попала под минометный обстрел. Только успела вбежать в подвал Дома ИТР, как мина разбила стоявшую возле дома порожнюю санитарную машину.　

В приемном отделении я застала начсандива К. П. Алексеева, мирно беседующего с мужчиной в темном зимнем пальто. Это был председатель Колпинского горсовета Александр Васильевич Анисимов.　

— Шел мимо и решил заглянуть на огонек, — говорил он, приглаживая густо посеребренные волосы. — Вижу, медикам скучать некогда, — невесело улыбнулся он, поглядывая на ряды носилок.　

— Это верно, ни скучать, ни отдыхать некогда, — грустно согласился Алексеев. — В наш медсанбат идет большой поток раненых. Хирурги чертовски устали. В операционных проводят без малого сутки, а когда сменяются, не могут заснуть…　

Собеседники долго молча смотрели на пламя, бушевавшее в печке.　

— Случилось что-нибудь, Константин Петрович? — спросила я, заметив необычное для Алексеева угнетенное состояние. Тот кивнул и протянул донесение о потерях медиков дивизии, среди которых значилось и имя его друга, старшего врача 466-го полка Алексея Вигдергауза. Он погиб на глазах Алексеева. Вместе с военфельдшером Ковалевым они в тот день втроем возвращались из противотанковых рвов, и уже в Колпине Вигдергауза смертельно ранило.　

— Горько все это, — сказал Анисимов и встал. — Много погибает людей в Колпине и среди гражданского населения. Они погибают, как солдаты, у станков и на пути домой.　

Прощаясь, Анисимов предложил:　

— У нас на складе есть немного легкого вина. Может, подбросить его раненым для подкрепления? Как на это смотрит медицина?　

— Весьма положительно, — поторопился ответить Алексеев, которому это предложение явно пришлось по душе.　

— Тогда давайте двух санитаров с санками, только таких, чтобы по дороге не стали вино дегустировать. Пришлю бочонок, его хватит раненым, и даже уставшим докторам с начсандивом останется. Прощайте, друзья!　

— Не прощайте, а до свидания, — серьезно поправил гостя Алексеев.　

Анисимов поднял воротник и, подсвечивая себе под ноги, вышел из подвала.　

Александр Васильевич Анисимов был нередким гостем в наших медицинских учреждениях. Он обходил город, предприятия и учреждения, как заботливый хозяин. Помогал санитарной службе, чем мог. Словом и делом. То подскажет, где расположить медсанчасть или медсанбат, то раздобудет топливо или распорядится выделить койки и другое необходимое имущество.　

В первую военную осень и зиму в помещениях ряда цехов Ижорского завода, в лаборатории и заводоуправлении развертывались медсанбаты 43, 56, 70-й дивизий. Последний, 21-й медсанбат занял механический цех и лабораторию, проработав в них 35 зимних дней.　

Заметно вырос и окреп коллектив врачей, среди которых были известные ленинградские хирурги кандидаты медицинских наук Л. Е. Рухман, Д. К. Хохлов, терапевты А. И. Абезгауз, Л. А. Тимченко, Н. Никифоровский, В. Каверина, Е. Штромвассер стали настоящими военно-полевыми хирургами, работали уверенно, со знанием дела.　

Четко организовала эвакуацию раненых из больших палаток эвакоотделения военврач второго ранга Галина Чуб.　

Когда я пришла сюда после Нового года, в механическом цехе, разгороженном простынями, на нескольких столах шли операции.　

За плотно закрытыми ставнями тяжело ударил снаряд. Закачалась и замигала аварийная лампа. Старший хирург медсанбата Рухман продолжал спокойно обрабатывать большую огнестрельную рану бедра, перевязывать сосуды. Закончив операцию, он сел на табурет у столика сестры и положил на колени руки с вздувшимися венами. Так отдыхают рабочие после тяжелого физического труда.　

Я подошла к нему, поздоровалась. Увидела его запавшие глаза и отекшие ноги.　

— Ничего, это пройдет, — сказал Рухман. — На живом все заживет, а вот Алешка Чаусов не вернется. Вы ведь знали нашего командира медсанбата хирурга Чаусова?　

…Это случилось в конце октября