Пишите мне на медсанбат - Людмила Петровна Дробинская

Командир медсанбата Чаусов предложил Рухману использовать передышку и навестить своих в городе. У обоих в Ленинграде были жены и дети. Врачи быстро　оформили отпускные удостоверения и двинулись пешком. Как назло, дул порывистый встречный ветер, и они с трудом добрались до проспекта Обуховской Обороны. Тут Чаусов вскочил в трамвай номер 7 и помахал рукой своему спутнику.　

Некоторое время спустя трамвай номер 24, на котором ехал Рухман, нагнал на Старо-Невском разбитый, попавший под обстрел вагон «семерки». Врач соскочил с подножки и, мучимый дурным предчувствием, побежал вперед. Он еще успел увидеть Чаусова. Тот лежал на носилках без кровинки в лице: нога, перетянутая жгутом была неестественно повернута в сторону. Расширенные зрачки смотрели на него в упор.　

…Рухман замолчал. Я пожала его руку. Потеря друга — вечно не заживающая рана.　

Мы подошли к операционному столу, куда только что положили раненного в грудь сержанта.　

Он лежал на столе бледно-серый, неподвижный. Дыхание было редким и поверхностным. Пульс едва уловим. Когда сестра разрезала рубашку и сняла повязку, стягиваемую грудь, мы увидели в области левого соска небольшую ранку. Из нее медленно стекала струйка потемневшей крови. Похоже было, что ранено сердце. Но только ли оно?　

Врач Тимченко, повернувшись к сестре Поляковой, распорядился немедленно поставить систему для переливания крови и кровезамещающей жидкости. Полякова побежала выполнять распоряжение. Другая сестра измерила у сержанта артериальное давление и растерянно сказала:　

— Верхнее — пятьдесят, нижнее — двадцать, едва-едва…　

Единственный шанс для спасения — немедленная операция. На предварительную подготовку к ней времени тратить было нельзя. Дали эфирный наркоз. Обескровленный, ослабленный больной через несколько минут заснул.　

По вскрытии грудной полости слева мы увидели напряженный, практически неподвижный перикард — околосердечную сумку, заполненную кровью. Перикард был вскрыт, кровь и сгустки удалены. В области левой половины слабо сокращавшегося сердца была ранка 1 на 0,5 сантиметра, из которой била струйка крови, усиливаясь при слабых толчках сердца. При более детальном осмотре оказалось, что в этой ранке виден кусочек металла — осколок. Это обстоятельство было, по-видимому, спасительным для больного: с одной стороны, осколок ранил　сердце, с другой — препятствовал более сильному излиянию крови.　

Не составляло труда удалить осколок, что и сделал Тимченко. Захватив кусочек металла длинным пинцетом, он положил его на столик возле инструментов. А ранка была тщательно зашита. В вену между тем медленно поступали кровь и кровезамещающие жидкости.　

Сержанта бережно сняли со стола и повезли на каталке в угол цеха, к разогретой грелками кровати. Рядом, держа в руке систему для переливания крови, шли сестра Полякова и санитарка Настя Тихонова. Тимченко ополоснул холодной водой лицо и руки, надел чистый халат и маску. Он молча посмотрел на небольшой острый осколок металла, извлеченный из сердца, завернул его в марлевый тампон и сказал, что, когда сержанту полегчает, отдаст этот «сувенир» ему.　

— Изолированное ранение сердца у нас третье, — сказал Тимченко.　

— Не третье, а пятое, — поправил его Рухман и назвал фамилии всех пяти раненых и даты всех этих редких операций.　

Мы еще раз подивились его феноменальной памяти.　

Я не видала многих врачей медсанбата с сентябрьских дней сорок первого, когда медсанбат уходил из пушкинского Арсенала. Женщины-врачи выглядели здоровыми. Мужчины, особенно немолодые, поразили худобой, бледно-серым цветом лиц, отекшими, набрякшими веками. Сразу было видно: алиментарное истощение протекало у мужчин много тяжелее, чем у женщин.　

…Это чисто практическое наблюдение нашло теоретическое обоснование на второй научной конференции терапевтов фронта в январе 1942 года, обсудившей клинические проявления болезни, связанной с недостаточным питанием, ее профилактику и лечение.　

При одной и той же физической нагрузке, при одинаковых условиях, в одной и той же возрастной группе заболевали алиментарным истощением в первую очередь мужчины и только спустя некоторое время — женщины. Их организм, предназначенный давать жизнь потомству, оказался более стойким к лишениям, более сильным биологически, чем мужской. Выяснилось также, что особенно расположены к алиментарному истощению люди высокие, худые, астенического склада, у них чаще развивалось резкое истощение, не поддающееся лечению. Люди　полные значительно худели, но были больше склонны к отечной форме.　

Последняя встреча с 21-м медсанбатом в Колпине у меня состоялась в феврале сорок второго, незадолго до выхода дивизии из нашей армии. Командиру медсанбата военврачу второго ранга Павлу Григорьевичу Евсееву было явно не по душе пребывание медсанбата на Ижорском заводе. Об этом он не раз говорил в санитарном отделе:　

— Каждый день кого-нибудь из медиков ранит: не на месте стоит медсанбат. Крайне велика нервная нагрузка…　

С доводами Евсеева нельзя было не согласиться. Выдвижение медсанбатов на линию полковых медсанчастей было оправдано на короткий срок, и то лишь исключительными обстоятельствами. Теперь же вряд ли целесообразно было держать медсанбаты чуть ли не под вражеским прицельным огнем. Но переводить медсанбат в Понтонную или в Усть-Ижору не пришлось. Дивизия уходила на другой участок Ленинградского фронта…　

Начальник санитарной службы 45-й гвардейской дивизии майор медицинской службы П. Г. Евсеев.

Я взяла наградные листы и другие документы о лучших людях медицинской службы и собралась уехать, но Евсеев меня задержал, сказав, что на КП у переезда исправляют дорогу, разбитую снарядами, и не пропускают машины.　

…Принесли на носилках раненного на улицах Колпина старшего врача артполка Германа Лебедева. Комбат послал за отдыхавшими на втором этаже медицинскими сестрами Лелей Поляковой и Лидой Смирновой. Девушки побежали по лестнице вниз, а в это время на их кровать, пробив перекрытие в потолке, упал снаряд. Он, к счастью, не взорвался.　

Из полковых медсанчастей вернулся начсандив Буков, которого в санотделе частенько называли «начсанбуком». Был он почему-то очень мрачен, много курил и без конца вышагивал по узкому проходу между койкой и столом. Вконец расстроили его посещения батальонных медпунктов — опытных санитаров и санитарных инструкторов оставалось все меньше.　

— Надо собирать крупицы их огромного опыта, — сказал Буков сердито. — Смекалисто действуют. Вот вам пример. В старой траншее их без конца обстреливали, и раненого было не пронести. Тогда они в глубоком снегу параллельно старой сделали новую траншею и пробирались по ней во весь рост…　

На столе у Букова лежала готовая к печати рукопись — доклады к очередной конференции военных медиков. Среди них — научная статья Рухмана, посвященная ранениям грудной клетки. Я полистала ее. По данным автора, у раненых преобладали осколочные ранения. У многих осколки поразили оба легких. Значительно реже, но все же встречались одновременно ранения и грудной клетки, и