Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

им аутентичности. Многим не нравится, что вьетнамцы делают на войне бизнес. Но я не обвиняю их в том, что они извлекают из этого небольшую прибыль. По самым скромным оценкам, в войне, которую во Вьетнаме называют «американской», погиб миллион гражданских. «Тихий американец» нравится вьетнамскому коммунистическому режиму (во всем повторяющему китайский и сохранившему от коммунизма только аппарат политического контроля) по той же причине, по которой мьянманским генералам по душе «Дни в Бирме» Оруэлла: между строк они видят в этой книге критику Запада и, переворачивая с ног на голову замысел автора, оправдывают тем самым свою диктатуру.

Действие «Тихого американца» разворачивается в окрестностях улицы Катина, на которой располагается Continental. Вообще, эту книгу можно использовать в качестве актуального путеводителя для тех, кто хочет посетить город, когда-то именовавшийся восточным Парижем. Люди Запада любят нарекать так азиатские города, пребывая в полной уверенности, что весь мир жаждет быть похожим на Запад. Следуя указаниям романа, турист может повторить утреннюю прогулку до собора Нотр-Дам, которую каждый день совершал Фаулер. В этом районе по-прежнему стоят себе здания Индокитайского банка, Центральной почты, построенной по проекту Гюстава Эйфеля, и великолепной Сайгонской оперы, на которую открывается вид из самых дорогих номеров Continental. Кафе при отеле, в котором познакомились центральные персонажи романа, исчезло. На смену ему пришло другое, лишенное былого шарма и продающее напитки по заоблачным ценам.

Любовная интрига разворачивается в квартире двух друзей, с которыми Грин коротал бессонные ночи в свою бытность в Сайгоне: издателя France-Asie Рене де Берваля и его вьетнамской девушки Фуонг. Хотя место это существовало на самом деле, в предисловии к книге автор поясняет, что персонажи вымышлены и имя Фуонг он выбрал за благозвучность и простоту произнесения. Грин подчеркивает, что не собирался писать учебник по истории, его произведение – художественное, и чуть ли не просит прощения за то, что изменил некоторые детали, на которые бы не обратила внимания ни одна из журналистских хроник дня сегодняшнего: «Например, большой взрыв у Continental произошел до взрывов велосипедных бомб, а не наоборот, – поясняет он. – Такие мелкие изменения меня не смущают»[38].

Строение, где находилась квартира настоящей Фуонг, не сохранилось и было снесено, уступив место Sheraton. «Дом пятисот девушек», в те времена служивший веселым притоном и предлагавший своим гостям азартные игры, опиумные курильни и девушек, от которых никто не ждал, что они будут знать, где располагается статуя Свободы, сегодня превратился в респектабельный бизнес-центр с люксовыми магазинами и кафе, где чашечка капучино стоит столько же, сколько получают в неделю застраивающие город рабочие, приехавшие в Хошимин в поисках лучшей жизни.

Фаулер перемещается по Сайгону со знанием дела. Опытный журналист, он утверждает, что достиг возраста, в котором главной проблемой становится не секс, а старость и предчувствие смерти. Подобно французским колониальным властям, он переживает упадок. Жизнь в журналисте поддерживает только очаровательная вьетнамка по имени Фуонг. Но Фаулер понимает, что, скорее всего, она не любит его, по крайней мере в том смысле, который вкладывают в эти слова на Западе. «Она ведь вас любит?» – спрашивает его Пайл, который в конце концов завоюет девушку, но проживет слишком недолго, чтобы их отношения успели зайти далеко. «Это не в их натуре. Вас еще ждет данное открытие. Называть их детьми – клише, но одна детская черта у них есть. Они любят вас в ответ на доброту, на безопасность, на подарки ‹…› Для стареющего мужчины, Пайл, это очень надежно: она не сбежит из дому, пока дом счастливый»[39].

Фаулеру комфортно в этих отношениях, точно так же, как комфортно в них тысячам мужей-иностранцев, обосновавшихся с молодыми женами на севере Таиланда, или экспатам, нашедшим себе китаянку, индонезийку или камбоджийку для совместной жизни. Когда вы спрашиваете этих мужчин о причинах, сподвигнувших их искать любви на Востоке, как правило, слышите в ответ одно и то же: «Западные женщины разучились заботиться о мужчине». К восточной экзотике добавляется ностальгия по тем временам, когда женщина отдавалась мужу душой и телом, жертвовала своей карьерой и спускалась на ступеньку вниз, чтобы муж мог почувствовать себя более значимым. И чтобы вернуть это неравенство, западные экспаты готовы пожертвовать романтикой, прикрываясь отговоркой, что азиатским женам она все равно неинтересна.

Межрасовые отношения у персонажей Оруэлла, Киплинга и Грина полны страсти – правда, у Олмейера Конрада отсутствует и она, – но лишены какой-либо романтики. Ряд ученых и интеллектуалов пришли к заключению, что Фаулер и его литературный отец отчасти правы: любовь действительно «не в характере» женщин Востока. Согласно их концепции, романтизм – детище западной цивилизации, которое она отчаянно навязывает другим культурам. Другие исследования опровергают эти выводы и утверждают, что речь идет о понятии универсальном, не зависящем от религии, культуры и этнической принадлежности. Так, еще в III веке индийский философ Ватсьяяна, автор трактата «Камасутра», писал, что союзы нужно создавать по любви. Существуют древнекитайские тексты, прославляющие любовь задолго до того, как конфуцианство навязало расчетливо-консервативный взгляд на супружеские отношения. Чего нельзя отрицать, так это что в какой-то момент азиатской истории влюбленность стала восприниматься как помеха и общество перешло к более прагматичной трактовке любовных отношений. Любовь с первого взгляда начали трактовать как проявление дурного тона и бунт против воли родителей и опекунов. В странах, подобных Индии, многие браки до сих пор заключаются по договоренности между семьями, причем семья должна дать за невестой большое приданое. При этом родители и общество уверены, что дети пожертвуют своими чувствами и не будут мешать их выбору. Задача брака заключается в том, чтобы повысить социальный статус и обеспечить финансовое благополучие.

Как-то в Гонконге один испанский приятель пожаловался мне, что, когда он после долгих ухаживаний добился свидания с местной девушкой, она назначила ему встречу перед одним из ювелирных магазинов на Квинс-роуд:

– В нашей культуре принято, чтобы мужчина при первом свидании купил девушке дорогой подарок, – сказала она ему. – Это демонстрирует серьезность его намерений.

На Востоке страсть к другому человеку доказывается конкретными поступками, желательно материального свойства. Прагматизм против поэзии. Подарок вместо «я тебя люблю». Партнерство вместо брака. Несколько лет назад компания YouGov провела среди молодежи из шестнадцати стран опрос, чтобы узнать, о чем мечтают юноши и девушки. В шести из девяти западных стран на первом месте оказалась любовь, в Азии она опустилась аж на шестое место. Если в Европе и Америке книги, кино и искусство в целом всегда пропитаны голливудской романтикой, то на Востоке ее место занимают понятия дружбы, соперничества, стойкости, коллективизма и самопожертвования. Западные дети растут на таких сказках, как «Золушка», «Белоснежка» и «Красавица и Чудовище». В нашей культуре любви подвластны даже собаки, как в сказке «Леди и Бродяга». А в Японии, например, на протяжении десятилетий самым популярным детским персонажем остается Астробой, наделенный суперсилой андроид, созданный ученым, чтобы заменить погибшего сына. В этой истории, напоминающей «Пиноккио» на японский лад, любовь тоже подменяется прагматизмом: доктор Тэнма продает свое творение хозяину цирка, когда выясняется, что робот не хочет расти и ведет себя не так, как ожидал его создатель.

И все же отношение к любви в Азии меняется. Происходит это – к добру ли, к худу ли – из-за культурного влияния Запада. Если раньше для влюбленных считалось совершенно неприемлемым выражать свои чувства на публике, то сейчас в некоторых странах это нормальная практика. «Любовь принадлежит тем, кто в нее верит» – лозунг сети цветочных магазинов Roseonly в Китае. Эта компания заработала миллионы, импортировав западную традицию дарить любимой букет цветов вместо красного конверта с деньгами. Если уж нам удалось заменить восточные базары торговыми центрами, превратить прежде абсолютно чуждого Азии Человека-паука в одного из детских героев, трансформировать восточную бережливость в жажду потребления и экспортировать наши индивидуалистские ценности, подменив ими традиционные коллективные, неужели у нас не получится изменить восточную концепцию любви? Одним из доказательств того, что мы значительно продвинулись в этом направлении, является то, что нигде в мире не празднуют День святого Валентина с таким размахом и такой пошлостью, как на Востоке. Попробуйте попасть в ресторан