Дурман Востока: По следам Оруэлла, Конрада, Киплинга и других великих писателей, зачарованных Азией - Давид Хименес

– Эй, ты о чем сегодня планировал писать? – хором спрашивают они у товарища.

И в результате вся международная пресса пишет об одном и том же. Впрочем, в моей практике были и исключения, когда я все-таки прибивался к журналистскому стаду. Происходило это, когда журналистские отели оставались единственными, где нормально работал интернет, или представлялись наиболее безопасным местом, хотя последнее зачастую оказывалось неверным.

После нью-йоркских терактов 2001 года репортер, традиционно воспринимавшийся участниками любого конфликта как фигура нейтральная, постепенно начал превращаться в непосредственную мишень. Вскоре после указанных событий, в феврале 2002 года, пенджабская террористическая группировка «Лашкар-е-Джангви» похитила, подвергла пыткам и казнила спецкора The Wall Street Journal в Пакистане Дэниела Перла. С этого момента убийства и похищения журналистов стали нормой. Во время войн в Ираке и Сирии исламистские группировки предпочитали боям с врагами охоту на журналистов. Дело осложнялось еще и тем, что шансы уцелеть в плену были неравны: если такие страны, как Испания, платили выкуп за журналистов, то США и Великобритания отказывались это делать. Соответственно, либо деньги вносила семья, либо заложника убивали. О многих из тех, кто пропал в Сирии, никто и никогда больше ничего не слышал.

Маленькие отели, расположенные вдалеке от финансовых и туристических центров, дарят иллюзию незаметности, однако это именно иллюзия. Нередко вы оказываетесь единственным иностранцем, чей приезд тут же привлекает всеобщее внимание, и любой может сообщить кому угодно, что в пансионе Filton остановился ходячий банкомат. В странах вроде Пакистана и Афганистана я старался останавливаться в больших отелях, где селилась большая часть журналистов. Но и это оказалось плохой идеей. В какой-то момент я даже подумал, что существует заговор с целью взорвать все отели, где мне вздумается остановиться. Sheraton в Карачи и кабульский Intercontinental, служащий которого вдохновил меня на посвященный конфликту роман «Коридорный из Кабула» (El botones de Kabul), стали объектами терактов через несколько дней после моего отъезда. Погибли десятки людей. Отель Serena в Кабуле, где я познакомился с очаровательными филиппинцами из обслуживающего персонала, тоже превратился в место страшной бойни. В 2008 году, вскоре после того, как я выселился из гостиницы Marriott в Исламабаде, ко входу отеля подъехал смертник на машине со взрывчаткой и подорвал ее. Незадолго до теракта в Marriott состоялась презентация нового спа-центра, тренажерного зала и системы безопасности: бетонной баррикады перед фасадом гостиницы, вооруженной охраны на воротах и входе и огромного аэропортового металлоискателя, с трудом уместившегося в лобби отеля. Но все оказалось тщетно. В результате теракта погибло шестьдесят человек, включая многих служащих, с которыми за долгие годы я успел завести знакомства. Отель снова открылся через несколько месяцев, обзаведясь взрывостойкой стеной в три с половиной метра в высоту и столько же в ширину. «Неприступная крепость», как выразился владелец здания, пакистанский миллионер Садруддин Хашвани. И вплоть до момента, когда я пишу эти строки, его слова никто не смог опровергнуть. Так-то оно так, только вот теперь вы чувствуете себя не в отеле, а в бункере. Чтобы прослыть настоящей легендой, военный отель должен быть оазисом посреди хаоса. Вы добрались до лобби, и все, что происходит снаружи, осталось позади. Пуристы скажут, что так репортеры отрываются от реальности, но я не считаю необходимым тащить с собой реальность еще и в номер. Проблемы начинаются, когда вы вообще не видите реальности, потому что не выходите из номера, как некоторые мои коллеги, чьи имена мне не хотелось бы вспоминать.

Среди всех заведений, заслуженно вошедших в священную категорию военных отелей, ни одно, пожалуй, не может сравниться с легендарным сайгонским Continental, располагавшимся в городе, не понаслышке знающем, что такое осада. Даже в худшие дни индокитайских войн достаточно было пройти через вращающуюся дверь старого колониального здания на проспекте Донг Кхой, и – о чудо – артиллерийскую канонаду, ветер, швыряющий пыль в лицо, пустые разговоры и дутые рапорты, которыми армейские писаки, словно бомбами, забрасывали правду о положении дел на фронте, сменяла собой живая фортепианная музыка. В антивоенном романе Грэма Грина (1904–1991) «Тихий американец» (The Quiet American), действие которого разворачивается во Вьетнаме, французы поручают молодому офицеру информировать журналистов о больших потерях противника при минимальных собственных. «Неужели полковник всерьез утверждает, что успел подсчитать потери неприятеля, но не свои?»[36]

Отель Continental был построен в 1880 году и пережил французскую колониальную эпоху, Первую Индокитайскую войну, раскол страны на коммунистический север и капиталистический юг, Вьетнамскую войну и падение Сайгона в 1975 году. При этом двери Continental всегда были открыты для тех, кто мог позволить себе заплатить за номер. Имя этого знаменитого отеля зазвучало еще громче, после того как Грин превратил его в место действия «Тихого американца». Сегодня самым востребованным номером Continental считается 214-й, в котором, по слухам, автор заканчивал свою книгу. Есть даже соответствующая памятная табличка, хотя никаких документальных свидетельств этого факта не сохранилось.

Вообще, Continental был первым отелем Сайгона. В нем останавливались индийский поэт Рабиндранат Тагор и Андре Мальро, который, с учетом его клептоманских похождений в Ангкоре, наверняка относился к той категории постояльцев, которые, уезжая из гостиницы, прихватывают с собой халат. В дни Грина отелем управлял корсиканский мафиози Матье Франсини. В залах Continental во время войны танцевали сначала французские, а потом и американские генералы. Любопытно, не думали ли они уже тогда, что их могущественные армии будут разбиты и что нужно пользоваться моментом? Дипломаты видели в этом отеле площадку для своих интриг, а журналисты – место, где можно как следует напиться, разделавшись с очередным репортажем. Иногда, впрочем, это делалось в обратном порядке. Continental мог похвастаться очень удачным расположением: буквально в двух шагах от самых знаковых достопримечательностей города и основных целей повстанцев. Бар на террасе, где собирались шпионы, дипломаты и военные, неофициально называли «Щит», потому что оттуда журналисты могли наблюдать за всем, что происходило на улице, не рискуя угодить под очередную бомбу. Хотя журналисты любят жаловаться на свою судьбу и работа их действительно небезопасна, у военкоров всегда было одно преимущество перед военными и гражданскими: если дело принимало дурной оборот, они могли выбирать место, откуда наблюдать за военными действиями, и момент, когда пора сматывать удочки.

Герои «Тихого американца» знакомятся в Continental, хотя сам Грин всегда предпочитал селиться в Majestic, расположенном в нескольких минутах ходьбы по проспекту Донг Кхой в сторону реки Сайгон. Там паслось меньше журналистов, имелся отличный бассейн и бар на крыше, лучше, чем у всех конкурентов. Места тише – что тогда, что сейчас – в городе не сыскать. «Невозможно было поверить, что, когда стрелка покажет семь, ты снова будешь сидеть с коктейлем на крыше Majestic и наслаждаться ветерком с реки Сайгон»[37], – говорит в романе ветеран журналистики Томас Фаулер.

Фаулер – британский корреспондент, освещающий последние дни французской колониальной власти. Спецкор Canberra Times Энтони Кэртью заметил однажды, что власть эта оставила после себя только три вещи, и все на букву Б: «бульвары, багеты и бордели». Персонаж Грина достаточно давно работает в этих местах, чтобы напитаться скептицизмом Кэртью и других репортеров, показывавших подлинный Вьетнам. Его видение страны, геополитики и человеческой природы безвозвратно испорчено цинизмом, столь же губительным для журналиста, как криптонит для Супермена. Цинизм лишает журналиста суперсилы рассказывать об этом мире.

Фаулер знакомится в Continental с человеком диаметрально противоположных взглядов по имени Олден Пайл. Это выпускник Гарварда, агент ЦРУ, верящий, что изменения возможны – и нужно хотя бы попробовать это сделать. Оба героя окружили себя непробиваемой броней, но из разного материала: разочарования у Фаулера и наивности и благих намерений у его нового товарища.

Фаулер видит в Пайле все то, чем сам он когда-то был, но никогда уже больше не будет. Они несовместимы. Единственное, что объединяет их, – это влечение к одной и той же женщине. Оба влюблены в Фуонг, молодую вьетнамскую