Записки придворного. Изысканные обычаи, интеллектуальные игры и развлечения итальянского общества эпохи Возрождения - Бальдассаре Кастильоне

Однако они произносят все эти глупости не иначе как для того, чтобы самоутвердиться среди своих приятелей-весельчаков. Только стремление прослыть весельчаком и поддерживает их, они его ценят и хвастаются им, превознося его выше всех остальных обозначений. Чтобы приобрести его, они произносят самые грубые и непристойные мерзости на свете.

Часто они сбрасывают друг друга вниз по лестнице, ударяют поленьями или кирпичами по спине, бросают в глаза пригоршни пыли, заставляют чужих лошадей бежать по канавам или вниз с горы. Находясь за столом, со смехом бросаются супом, соусами, желе и всякими другими вещами в лицо соседей.

Тот же, кто при этом способен выделиться из числа других подобными поступками, утверждает, что он и является лучшим придворным, самым галантным и, следовательно, заслуживающим больших почестей. И если иногда они приглашают синьоров на свои пирушки и если кто-то не хочет присоединиться к их неподобающему веселью, они тотчас обвиняют его в гордыне, держатся от него в стороне и не считают его общительным.

Мне придется сказать вам кое-что похуже. Находятся некоторые, кто соперничают друг с другом и награждают пальмовой ветвью того, кто способен съесть и выпить самые отвратительные и оскорбительные вещи, они изобретают блюда настолько вызывающие отвращение у человека, что оказывается невозможным говорить о них без чувства высочайшего отвращения».

37. «И такое бывает?» – уточнил синьор Людовико Пио.

Мессир Федерико ответил: «Спросите у маркиза Фебуса, которому часто доводилось наблюдать их во Франции, и, возможно, принимать участие в подобных действиях».

Маркиз Фебус ответил: «Мне не довелось увидеть во Франции ничего, что отличалось бы от того, что бывает в Италии. Однако все лучшее, что имеем у итальянцев, назову их манеру одевания, игры, празднества, владение оружием, да и все прочее, чем должен отличаться придворный, мы приобрели от французов».

Вот что сказал на это мессир Федерико:

«Я не стал бы настаивать на том, что самые благородные и благопристойные кавалеры встречаются среди французов, хотя из них мне известны многие, кто действительно достойны всяческой похвалы. Но некоторые не отличаются рассудительностью, в общем смысле мне кажется, что если речь идет о воспитанности, то испанцы более близки к итальянцам, чем французы, поскольку заложенный в них огромный внутренний резерв допускает большее разнообразие в наших собственных проявлениях, чем необходимость следить за каждым движением французов, причем не всегда проявляющимся и не во всех случаях привлекательным. Им кажется более целесообразным не выражать себя открыто.

Встречается, конечно, много итальянцев, ревностно пытающихся подражать данной особенности, во время разговора они едва кивают, делают неуклюжие поклоны, ходят так быстро, что прислуга не успевает угнаться за ними, когда они проходят по городу. Однако, несмотря на явное подражание французам и стремление придать своим движениям легкость и непринужденность, они проявляются весьма редко, в отличие от тех, кто воспитаны во Франции и впитали эти манеры с молоком матери.

Сказанное мной применимо и к знанию языков. Данное качество я особенно приветствую у придворного, особенно испанского и французского, поскольку эти страны связаны тесно и постоянно, обладая большим сходством во многих отношениях. Кроме того, их принцы, весьма влиятельные в вопросах войны и прославленные решением мирных проблем, всегда заполняют свои дворы благородными кавалерами из всех стран мира. Вот почему необходимо также общаться с ними.

38. Мне не хотелось бы в настоящее время входить в дальнейшие детали, разговаривая о вещах, всем хорошо известных, например что наш придворный не должен предаваться никаким дурным привычкам, вести порочную и разгульную жизнь, а также ходить за плугом подобно крестьянину. Пахарь или пастух никогда не станет хорошим придворным, ибо не пригоден к большему.

Наконец, полагаю, что придворный должен в совершенстве овладеть тем, о чем мы говорили, чтобы любое дело оказалось ему по плечу и все стали бы восхищаться им. Понятно, что он должен спокойно относиться к тем, кто делает это лучше.

Те, кто выказывают пренебрежение, умалчивают об этом или вовсе не хотят об этом говорить, показывают, что никто не сравнится с ними или даже не способен определить глубину их познаний. Отсюда вытекает, что придворному следует избегать столь отвратительных манер, дружелюбно и благожелательно подчеркивая достоинства других людей. Даже зная, что он лучше и далеко превосходит всех прочих, он не должен показывать это.

Конечно, поскольку подобные совершенные качества встречаются достаточно редко, стремящийся приобрести их не должен падать духом или терять надежду, что никогда не достигнет совершенного и высшего превосходства, к которому стремится.

Ведь в каждом ремесле существует множество степеней, самих по себе почетных, кроме высшей. Тот же, кто хочет достичь вершины, обычно проходит полпути. Следовательно, если наш придворный выделяется во всем, но не владеет оружием, мне бы хотелось, чтобы он владел им настолько правильно и свободно, чтобы своим искусством и точностью заставить обратить внимание на его мастерство и признать, что он делает это превосходно.

Причем как будто не напоказ, а как вроде бы случайно и по просьбе окружающих, но не по собственному желанию. Во всем же, что ему приходится делать или говорить, пусть он выглядит готовым общаться и проявлять себя, хотя и будет казаться, что он импровизирует. Если же он почувствует, что станет выглядеть посредственным, пусть не стремится проявлять себя, уклонившись от выполнения.

Иначе подумают, что он может больше, чем делает. Произойдет как с теми поэтами, которые имеют самое приблизительное представление о философии или других науках, но считают себя также способными и в них. Не следует искать славы в том, где он несведущ, лучше откровенно сказать о недостаточном знакомстве с наукой».

39. «Не стоит, – заметил Кальметта, – поступать как известный философ Николетто, который ни в чем более не разбирался. Когда падуанский подеста решил привлечь его к чтению лекций о законах (к чему стремились многие ученые), он не стал признаваться в своем невежестве, сославшись на то, что согласен с Сократом, считавшим, что философу не подобает говорить, что он в чем-то несведущ».

Мессир Федерико ответил ему:

«Не думаю, что по собственной воле придворный открыто признается в своем невежестве, да и самому мне не нравится подобное проявление глупости, выражающейся в самообвинении и умалении собственных достоинств. Поэтому иногда я невольно в глубине души смеюсь над некоторыми людьми, которые без нужды и по собственному разумению рассказывают о вещах, произошедших не по их вине, но все же оставляющих ощущение неподобающих.

Вспомним кавалера, которого вы все хорошо знаете, он, услышав о битве, которую вел король Карл в Пармезане, тотчас начал рассказывать о том, как велась эта битва. И начал болтать