11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук

– Только в училище нам её демонстрировали. Атака-лава – это боевой порядок разомкнутым строем и построением в одну шеренгу. Строго говоря, это аналог пехотной цепи. Именно так наступать мне ни разу не приходилось. Скажу тебе даже больше: мне ни разу не довелось увидеть немца на лошади. Хотя кавалерия у германцев была достаточно многочисленной. Не такой, конечно, как наша – свыше 80 дивизий. Относительно разных мнений о кавалерии времён войны могу тебе заметить следующее, оно же и главное. Не будь пользы великой от бойцов на конях, от них бы отказались на первых неделях войны. А так наш брат-кавалерист, как ты помнишь, и в Берлин въехал. Но, признаться, эти всякие суждения: «польза – вред» меня мало волнуют. Я лично сражался честно, по совести. Остальное – ерунда.

Это правда, что воевали мы обычно спешившись. Коноводы – один на 11 лошадей – отводили их в укрытия. У нас на вооружении были карабины, а с весны 1943 года всем выдали автоматы. Лошадей мы использовали самых разных – какие были, на тех и воевали. Потом конь – такое животное, что получше иного человека воспитывается. Он только говорить не может, а так всё понимает. Видишь, что лошадь чем-то расстроенная и сахарку ей несёшь. Чем лучше ты её содержишь, тем лучше она к тебе относится. В Валуйках мы взяли потрясающих лошадей итальянского горно-альпийского стрелкового корпуса. Такие все из себя – выездные. Наши бойцы вмиг всех расхватали, но потом, как по команде всех и побросали, потому что «итальянки» не приспособлены были к длительным маршам. А мы иногда за ночь «отмахивали» по 120, а то и по150 километров.

– Пленных вам приходилось брать?

– Было дело. Как-то поехал я на разведку, заодно и на поиски фуража. Вижу, идёт колонна без оружия. Выслал разведчиков. Оказалось, что это – итальянцы, которые бросили фронт и шли к себе домой. Вот почти 500 «врагов» мы и привели в расположение. Конечно, они не хотели воевать. Да и вообще, «макаронники» – не вояки. Добродушный народ. У меня потом два итальянца долгое время при кухне работали. Однако вышел приказ: всех пленных отправить в тыл.

В другой раз мы на месте расстреляли шестерых солдат из дивизии "Викинг". Видимо, это был передовой дозор из 12–15 человек, который в одной деревне перебил почти взвод наших ребят вместе с лейтенантом, замечательным мужиком. Потом нам удалось их окружить и частично уничтожить, а шестерых захватить. Вооружены они были прекрасно. Здоровые, крепкие мужики. Это очень неприятный момент и о нём лучше не вспоминать, но что было, то было: мы люто отомстила за ребят. Потом нас за это осудили, но в штрафбат никого не отдали. А вообще я не помню случаев, чтобы у нас или в других частях расстреливали немцев лишь за то, что они в плен попали. Расстреливали тех, которых захватывали на месте преступления. На том же месте их и уничтожали. Война, брат, очень жестокая вещь.

Что могу тебе ещё сказать. Немец как вояка, с лошадью ли, на мотоцикле или на другом транспорте мужик и враг очень серьёзный. Я всегда был против того, чтобы в наших фильмах их показывали дебилами недалёкими. Да геббельсовская пропаганда их оболванивала до предела. И временами фрицы демонстрировали даже тупость. Но если уж они шли в атаку, то держись. Спуску не давали никогда. Конечно, мы вырвали у них победу, не считаясь с потерями. Я скажу даже больше: ни одна бы другая армия мира не смогла бы противостоять немецкой отлаженной машине. Нам поэтому почти всегда и всюду важно было сначала выстоять, а уж потом победить. И мы выстояли, и победили.

Свыше двух лет, проведённых Дупаком в боях и сражениях – это такие тяжелейшие, нечеловеческие испытания, что никакими словами их не обскажешь. Ведь он прошёл боевой путь от курсанта до командира гвардейского кавалерийского эскадрона. В 1942 году стал коммунистом. Неоднократно поощрялся командующим армией, впоследствии – фронтом К.К.Рокоссовским, главным инспектором кавалерии РККА О.И.Городовиковым. За боевые заслуги, храбрость и мужество награждался орденами Красного знамени, Отечественной войны 1-ой и 2-ой степеней, многими медалями. Имеет благодарности от Верховного Главнокомандующего И. Сталина. Во время ожесточенных боев и сражений под Николаем Дупаком убито несколько лошадей. Семья трижды получала похоронки на него.

– Вообще я живу на этой бренной земле благодаря боевым коням и военным медикам. В одном из рейдов меня крепко ранило. Потерял сознание. Лишь каким-то чудом не выпал из седла. И верный конь почти десять километров аккуратно нёс меня на холке, пока не доставил к своим. Орсик, о котором я тебе уже говорил, принял на себя несколько десятков крупных осколков разорвавшейся под ним мины. Мгновенно дух испустил, а меня спас своими кишками и окровавленными кусками плоти. Я получил лишь лёгкое ранение и контузию. Подлечился в госпитале. А на обратном пути в родную часть раздобыл духовые инструменты для полкового оркестра.

В другой раз меня ранило достаточно сильно. Шесть часов пролежал на нейтральной полосе. Гитлеровцы насквозь простреливали её кинжальным огнём. И в этом кромешном аду нашёлся отчаянный храбрец, самоотверженный человек, полковой наш военфельдшер лейтенант Аронов Ефим Ильич, который ночью, под непрекращающимся обстрелом ползал среди трупов и выискивал тех солдат и офицеров, кто имел хоть какие-то признаки жизни. Когда убедился, что у меня есть слабый пульс и дыхание, ползком на плащ-палатке вытащил к своим…

С военврачом Ароновым у Дупака отдельная, достойная захватывающей повести, история. В 1965 году театр на Таганке выпустил оригинальную, не похожую ни на один прежний спектакль, премьеру «Павшие и живые». Декорации на сцене были выстроены таким образом, что три дороги сходились к чаше с Вечным огнём. И по этим дорогам погибшие как бы уходили назад. И выходили всё новые люди. По этим дорогам они спускались к Вечному огню. В их память звучал реквием. Потом они уходили по дорогам героев назад – в такой красный освещённый задник. Причём, на сцене действительно горела чаша Вечного огня! Первый раз за всю историю отечественного театра в продолжение всего спектакля, даже в антракте на сцене полыхало настоящее пламя! Пожарники сначала костьми легли: нельзя! Открытый огонь в театре – вещь недопустимая в принципе. Дупак дошёл чуть ли до Политбюро ЦК КПСС, но своего добился. Ходила даже такая легенда, что Николаю Лукьяновичу сам Брежнев якобы разрешил установить на сцене