11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук

попалась кобыла Ежевика – прямо скажу: вредное животное. Не знал, как от неё избавиться. Случай помог. Командир училища решил разделить нас на два эскадрона по 150 человек. В одном – гнедые лошади, в другом – вороные. И у меня оказался потрясающий конь Орсик. Я в него сразу влюбился и он впоследствии меня спас. А всего трижды меня лошади выручали от верной гибели.

– Каким для вас осталось в памяти первое участие в бою?

– После того как немцы ворвались в Донбасс, нас послали заткнуть дыру во фронте. Выгрузили на станции, и мы верхом две ночи искали противника. Километрах в пятидесяти от станции передовой дозор наткнулся на мотоциклистов. Наш командир полковник Артемьев решил их атаковать. Только оказалось, что у немцев были не только мотоциклы, но и танки. Они нас благополучно и расколошматили. Эскадрон потерял двадцать человек. Меня ранило в горло. Я схватился за гриву коня и одиннадцать километров мчался до речки Кальмус, где располагался полевой госпиталь. Меня сняли с лошади в бессознательном состоянии. Сделали операцию. Вставили в шею на время трубочку и отправили в Пятигорск: долечиться и доучиться. Там мне присвоили звание младшего лейтенанта и отправили в Москву, где формировался резервный эскадрон инспектора кавалерии Красной Армии Оки Ивановича Городовикова. Муштрой нас особливо там не мучали, зато и кормили из рук вон плохо. И мы всё время донимали командиров рапортами, чтобы, значит, нас на фронт отправили. Вот клянусь тебе: все как один рвались в бой. Таково было обострённое чувство и желание Родину защитить.

Как уже побывавшего в военном переплёте, меня назначили командиром взвода в 250-й, впоследствии 29-й гвардейский, кавалерийский полк Краснознаменной 11-й дивизии. Соединение наше многажды переименовывали, я уже и забыл все его точные названия, а в архив всё недосуг обратиться. Но факт тот, что к весне 1942 года я уже воевал в составе 7-го кавалерийского корпуса на Брянском фронте. Помню, как хорошо нас тогда экипировали. Всем выдали новую сбрую, папахи, бурки. А кормили, что твоих подводников! Честное слово, даже шоколад давали. Это помимо 50 г масла, 500 г крупы, 800 г хлеба. Для лошадей – овес и сено. Подчёркиваю это потому, что у нас, гвардейцев, был закон: сам не поешь, но коня накорми. Придали нам противотанковые ружья – очень неудобное для кавалериста вооружение. Их дула так набивали коням холки, что некоторые выходили из строя. И тогда я придумал: приладить эти длинноствольные ружья на лыжи. Получил благодарность от командования за рационализаторское предложение. Вторую благодарность получил, когда мы попали в окружение, и я сумел организовать для товарищей добычу дёгтя. В кавалерии эта необычная смазка для сбруи, почитай, на вес золота. А я помнил картинку из учебника физики или химии, где было показано, как гонят деготь и быстро соорудил нужные приспособления. Тогда же меня назначили адъютантом командира полка. Потом меня ранило и после госпиталя я напросился в боевую часть. Хотелось командовать самостоятельно, а не выполнять чьи-то поручения. Так стал командиром взвода разведки. В одном из боёв меня серьёзно контузило, но после излечения опять вернулся в свой взвод. Зимой 1943-го, по-моему, в январе, командира эскадрона смертельно ранило, и я заступил на его место. Даже сейчас мне удивительно, как я мог в 20 лет командовать эскадроном да плюс ещё – пулемётным взводом и батареей 45 мм пушек. Это в общей сложности под 300 человек. И всех надо напоить, накормить, а для лошадей и корм достать! Скажу тебе, что лошадей мы жалели не меньше, чем людей, как это кому-то ни покажется странным. Потому как без коня ты уже не кавалерист. И мы коней любили, холили их. После длинного перехода никогда не поили, ждали, чтобы животина остыла, как следует. А для этого попоной её укутывали. Что ты, уход за лошадью – целая наука! Мне даже сейчас лошадки, бывает, снятся…

В марте 1943 года была страшная распутица. Армия Рыбалко прорвала фронт под Кантемировкой, и мы пошли в прорыв. Взяли крупный железнодорожный центр Валуйки. Захватили несколько эшелонов с продовольствием, вооружением и даже со спиртом! Вот тут мне пришлось покрутиться шибче, чем в бою. Мужики наши как: выстрелил в цистерну, набрал себе флягу, а остальное его не интересует. Но мне дисциплину удержать удалось. За те бои получил орден Боевого Красного знамени.

Пошли дальше и уже под Мерефой столкнулись с переброшенной туда дивизией "Викинг". Те вояки были страшные – и по росту, и по своей фанатичности. Они принципиально не отступали. Вот там я был снова ранен и отправлен госпиталь под Тарановкой. Во всяком случае, документы на меня туда ушли, но меня мой коновод выкрал и вывез обратно в часть. Что меня и спасло. В Тарановку ворвались немцы и всех уничтожили – медсестер, раненых и больных.

Когда мы заняли Валуйки, там можно было выбрать себе лошадь. Мне присмотрелся немецкий битюг. Я и назвал его "Немец". Нашёл и лёгкие саночки. Коваленко, мой ординарец, взял под свое покровительство и саночки, и коня. Когда он приехал в госпиталь за мной, мы не знали где немцы. Короче, едем мимо какой-то деревни, и я вижу, что там – не наши! Коваленко тоже смекнул: нам может быть хана. Развернул коня, пустил его аллюром и умчался. А я остался. И тогда пришлось пойти на большой риск: выстрелил из пистолета коню в ухо – самое больно место животного. Как он меня понёс! Вот так немецкий конь спас советского офицера. Однако мои ранения стопы и руки оказались серьезными. Сначала меня отправили в Мичуринск. Полежал неделю – повезли в госпиталь имени Бурденко в Москву. Пролежал там 10 дней. Затем были Куйбышев, Чапаевск, Актюбинск. Думалось, что вылечат и я снова попаду к своим. Ан нет, раны не заживали и меня комиссовали.

– Николай Лукьянович, не смотря на то, что я профессиональный военный журналист, но как-то так получилось, что с фронтовиком-кавалеристом общаюсь второй раз в жизни. Возможно, и потому, что кавалерия ещё в начале Великой Отечественной войны считалась родом войск устаревшим. Наличие большого количества кавалерийских дивизий в составе РККА многие рассматривали как признак её отсталости. Поэтому когда я учился в училище и в академии о роли и значении кавалерии в Победе нам преподаватели говорили не часто, как бы между делом и под сурдинку. Ну а после так называемой перестройки, тему кавалерии лихо подняли антисоветчики всех мастей и с большим успехом преподносили данный факт как признак "идиотизма советского командования". Вы что думаете