11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук

их не обременяли. И те росли счастливыми в советской стране. Коля выделялся особенно. Чрезвычайно прилежно учился. С восьмилетнего возраста начал активно участвовать в школьных спектаклях и театральных постановках. Регулярно выступал со стихами и монологами на городских и районных концертах, приуроченных к государственным праздникам и юбилейным торжествам. На 55-летии Сталина, стоя перед портретом вождя, так прочитал стих, ему посвящённый, что слушатели прослезились.

– Отец с матерью были у меня славными, да лучшими в мире, чего там скромничать. Я им благодарен за то, что воспитали меня беззлобным и трудолюбивым. Какую жизнь они тяжелейшую прожили, но никогда нам, детям, не жаловались, не возмущались, не скулили. И поэтому для меня с детских пор почти все трагедии, встречавшиеся по жизни – оптимистические. Уже когда стал руководителем, отвечающим за судьбы многих людей, часто встречался с такой ситуацией. Прибегает ко мне в кабинет перепуганный сотрудник: «Николай Лукьянович, беда!» А я ему плесну воды в стакан: «Ну-ка сел, выпил! И запомни: у нас беда может случиться лишь тогда, когда я о ней скажу!». А я такого никогда не произнёс бы. Потому что, видя любой ров, никогда не сокрушался его размерами, а всегда думал, как мосток через него наладить. Мой главный девиз по жизни: во всём уметь ладить с людьми. Например, если бы я, работая в той же Таганке, постоянно не окорачивал мягко и тактично Любимова, нас бы десять раз разогнали и закрыли. Он проведёт премьеру очередного спектакля. На следующий день московский горком партии гудит как улей. Любимов, мол, очередную антисоветскую пакость устроил. А я поеду на Старую площадь, дом 6, пройдусь по некоторым партийным кабинетам и всё улажу. И уже ни о какой антисоветчине никто не бузит.

До войны Таганрог был очень приличным городом – около 200 тысяч населения. Но мальчика Колю Дупака в городе знавали многие. В драмкружке он стал настоящей звездой. Особенно после спектакля «Бородино», где с блеском сыграл как раз мальчика. И однажды режиссёр городского драматического театра предложил юноше сыграть Дамиса в пьесе "Тартюф" по Мольеру. Успех спектакля был потрясающий. В зрительном зале случилось несколько женских истерик. Городская газета особенно восторгалась игрой артистов, исполняющих роли отца и сына Оргонов. Как раз после премьеры «Тартюфа» в Таганрог приехал режиссер Юрий Завадский. В те годы он возглавлял драматический коллектив Ростова-на-Дону. У него в труппе играли Вера Марецкая, Ростислав Плятт, Николай Мордвинов. А ещё Юрий Александрович вёл свой курс в местном театральном училище. И конкурс к нему исчислялся сотнями желающих. Но мастер сам разъезжал по региону, выискивая артистических самородков. Дупака поэтому пригласил вне всякого конкурса. И поселил его в одну комнату общежития с другим самородком – Сергеем Бондарчуком, которого «раскопал» в Ейском драматическом театре.

– Мы с Серёжей очень душевно ладили. Бондарчук сам из Херсонщины, но некоторое время проживал в Таганроге и даже учился в школе № 4. Старше меня всего на год, он производил впечатление бывалого человека. И я признал за ним лидерство. До чтения Серёга был жаден и меня к тому понуждал. За годы пребывания в театральном училище я прочитал книг больше, чем за всю предыдущую жизнь. А ещё мы с ним регулярно устраивали так называемые «гуляния» – ходили на автобусную остановку собирать недокуренные кем-то бычки. Возвращались на квартиру-общежитие, шелушили те бычки, затем сушили содержимое на печке и крутили цигарки. Так мы боролись с безденежьем. Дружили, повторяю, очень крепко. А потом дружба наша рухнула в одночасье. В училище приехали два молодых человека. Накоротке побеседовали со мной, несколько раз меня сфотографировали и укатили в Киев. А через неделю пришла телеграмма: «Прошу срочно прибыть пробы роли Андрея кинофильме "Тарас Бульба". Подпись: «Александр Довженко».

Всё училище тогда гудело. Такое предложение! От самого Довженко! Который уже снял "Щорса", "Звенигород», «Арсенал», «Земля», «Аэроград». Который был самым-самым популярным режиссёром в Советском Союзе на то время, любимцем Сталина. И вдруг он приглашает какого-то Дупака! Преподаватели, не говоря уже о студентах, дружно дивились моему дикому везению. А вот Серёжа Бондарчук сник, загрустил и даже не проводил меня в столицу Украины. Спустя десятилетия, мы с ним встречались, и я с грустью заметил, что оскароносный кинорежиссёр не очень охотно возвращался памятью в нашу юность. А по мне, так она была прекрасной! И бычки наши я вспоминаю со светлой радостью. И до сих пор не забываю, как же прекрасно Серёжа подражал Чарли Чаплину!

Да, но я увлёкся. А когда я встретился с Александром Петровичем уже на киевской студии, он меня спросил: «Тараса Бульбу» читал?» – «Читал» – «А обратил внимание: когда умирают казаки, они в одном случае проклинают врага, а в другом прославляют братство?» В это трудно поверить, но он мне стал рассказывать, как собирается поставить фильм про дружбу, про патриотизм, про настоящих любящих жизнь людей. Я натурально обалдел! Довженко и такие со мной разговоры ведет! Около часа мы ходили вокруг студии. Потом были пробы и начались сьёмки.

В воскресенье у нас обычно – выходной. Уставший от длительных съёмок, я лёг спать рано. Но рано и проснулся… от стрельбы. Выхожу на балкон. На соседнем топчется тоже заспанный мужик. Интересуюсь у него: «Що цэ такэе?» – «Та цэ, мабуть, манэвры Кыивського вийськового округу». И только он это произнёс, как в ста метрах с грохотом проносится самолёт со свастикой и начинает бомбить мост через Днепр. А жара стояла неимоверная – далеко за 30 градусов. Ну я и помчался на студию. Там уже прослушал выступление Молотова. Потом состоялся митинг. Александр Петрович сказал: вместо запланированных полутора лет на съемку картины, мы сделаем её за полгода, а потом все пойдём бить врага на его территории. Вот какой настрой был у всех! Но уже на следующий день солдатской массовки у нас не оказалось. Тогда мы впервые, может быть, смекнули: вся эта катавасия – всерьёз и надолго.

Пошли потоки беженцев. В мой номер гостиницы поставили пять кроватей. На студии начали рыть щели. Ещё пару дней мы изображали сьёмки, а потом пошли записываться в народное ополчение. Кроме меня в него вступили ещё Александр Петрович, Боря Андреев и Петя Алейников. Меня лично отправили под Новоград – Волынский. Там и зачислили в кавалерийское училище.

Особенно мне запомнилось выступление Сталина. Тут уж со всей очевидностью стало ясно: война – на годы. Учили нас на командиров кавалерийских взводов. Боевая подготовка включала занятия с лошадьми. А это – выездка, чистка, кормежка. Плюс ко всему овладевали джигитовкой, вольтижировкой, рубкой лозы. Мне