11 звезд Таганки - Михаил Александрович Захарчук

стала последней. Мне остаётся лишь ещё раз заметить: лента Николая Губенко «И жизнь, и слезы, и любовь…» по сей день остаётся уникальным явлением в нашем кинематографе. Как и следовало ожидать, фильм в СССР не снискал особо значительных наград и премий. Система не любила, когда деятели искусства затрагивали её родимые болячки. А вот на первом Международном фестивале кино, телевидения и видеозаписи в Рио-де-Жанейро Губенко получил там приз за лучшую режиссуру. Отмечалась картина на Всесоюзном кинофестивале в Минске, на фестивале в Варне. Она явилась завершением триптиха: «Подранки» – «Из жизни отдыхающих» – «И жизнь, и слёзы и любовь…».

… По преданию крылатый сфинкс сидел перед воротами древнегреческих Фив и пожирал каждого, не отвечающего на вопрос: кто ходит утром на четырёх ногах, в обед на двух, а вечером на трёх? Ответ дал Эдип: «Ты говоришь о человеке. Младенцем, на рассвете своей жизни, он ползает на четвереньках. Днем, в зрелом возрасте, он ходит на двух ногах. А когда наступают сумерки его жизни, старость, берет в руки палку или костыль – это ему третья нога». Со страшным шумом взмыл Сфинкс и бросился в море. Так Эдип избавил Фивы от Сфинкса.

Не знаю, не уверен, думал ли Губенко об этом предании, когда творил свой триптих, но гордиться он может им по праву. Это три добротных, в высшей степени профессиональных картины. И они останутся в истории отечественного кино.

Вернёмся, однако, к прерванной канве повествования о творческой судьбе Николая Губенко. В 1980 году умирает Владимир Высоцкий. Любимов, наступая на горло собственной гордости, просит Губенко вернуться в театр. Говорит, что будем репетироваться поэтическое представление «Владимир Высоцкий» и без Вас, Николай Николаевич, вы же понимаете, оно вряд ли станет возможным. По правде говоря, Юрий Петрович в данном случае вполне мог бы обойтись и без строптивого «Николая-гангстера» – так он называл Губенко за глаза. Но всё дело в том, что хитрый Любимов отлично знал две вещи. Чтобы хорошо управлять стадом, в нём нужен вожак это – первая. И вторая: разработанная им постановка «поэтического представления о гонимом артисте и барде» в репертуар точно не попадёт. Так оно в результате и случилось. 12 мая 1981 года в Театре на Таганке состоялась премьера «Владимир Высоцкий». Прошла она с шумным успехом. А потом спектакль, естественно, закрыли. Не помогло и личное вмешательство секретаря ЦК КПСС Ю.В. Андропова, ведавшего тогда идеологией. Были люди и посильнее его в высшей партийной иерархии. Поэтому представитель Главного управление культуры Мосгорисполкома В.М.Самойленко уверенно заявил коллективу театра: «Мы считаем, что основная идея поэтического представления остается прежней: конфликт поэта с обществом, отсутствие гражданской позиции у поэта и данного вечера. Театром была проведена доработка, что-то ушло, что-то нет, но общее ощущение осталось прежним. Поэтому дальше работать так, как вы считаете нужным, мы настоятельно не рекомендуем». В поддержку «Высоцкого» выступили такие деятели советской культуры, как Ф. Абрамов, Б. Ахмадулина, Б. Можаев, Ф. Искандер, А. Шнитке, Р. Щедрин, А. Бовин, Ю. Карякин, В. Смехов, Л. Филатов и, конечно же, Н.Губенко. В частности он говорил: «Большая часть актеров театра – это мое поколение, у которого не только в крови, но и в земле лежит то, что делает нас – хотите вы этого или нет – патриотами своей Родины. Извините, что прибегаю к высоким словам. Если вы хотите, чтобы спектакль воспитывал лучшим образом, чтобы творчество Высоцкого получило, наконец, официальное признание, – что заставило меня вернуться в театр, – а не такое, какое существует в народе: самодельное, стихийное, буйное, на пленках магнитофонов, то не делайте, ради бога, той глупости, которую совершили в свое время по отношению к другим писателям». (Реплика с места: «С Есениным!»).

Ничего не помогло. Спектакль запретили. Вторичная премьера возобновленного «Владимира Высоцкого» будет сыграна лишь весною 1988 года, когда на время главным режиссером Театра на Таганке станет Н. Губенко. Он примет в нём участие. Сыграет свою роль с молодым задором, неподдельной страстью и с таким напором, что Москва вздрогнет. Давно она не видела сценической работы подобного накала. Вот и за эту уникальную способность возбуждать зрителя собственной энергетикой Любимов позвал Губенко. Более того, зная определённо, что с «Высоцким» ничего не получится, он задумал постановку «Бориса Годунова» А.Пушкина – ещё более острого спектакля. А никто бы в то время на «Таганке», кроме Губенко с такой ролью не справился.

Вот что написал критик А.Гершкович: «Самой большой неожиданностью был в спектакле Борис – его играл Николай Губенко, актер глубокий и внутренне собранный. Образ Годунова претерпел в спектакле существенные изменения и вышел за рамки хрестоматийной трактовки царя-убийцы, испытывающего муки совести. Губенко в Годунове создавал сложный и противоречивый характер. В татарском стеганом халате он с азиатской самоуверенностью наводил порядок на Руси, держа ее в страхе, а в результате сам падал жертвой дворцовых интриг, пожинал плоды посеянного беззакония. В известной мере Годунов в спектакле Любимова превращался в страдательную фигуру, особенно под самый финал, когда артист Губенко после гибели своего героя представал перед зрителями в ином качестве, выступая как бы от имени театра и автора: «Что же вы молчите? Кричите: да здравствует!». Зал безмолвствовал, молчал на сцене и хор. И вдруг, через мгновение, прерывал молчание и запевал "Вечную память" по всем невинно убиенным. Этот двойной финал, как и весь спектакль, означал принципиальный разрыв с официозной трактовкой пушкинской трагедии. Любимов и Губенко убедительно показали, что Александр Сергеевич Пушкин оказался необыкновенно созвучным времени своими глубочайшими размышлениями о власти и народе, личности и истории».

Спектакль закрыли по распоряжению Министерства культуры СССР. Любимов, как заправский шахматист, точно рассчитал все ходы и уехал за рубеж с терновым венцом гонимого «подлой системой» художника. Театр оказался в патовой ситуации. Хлопоты за возвращение худрука ничего не давали. Он на каждом своём шагу за рубежом усугублял ситуацию в СССР, понося страну, её историю, власть в целом и отдельных её представителей. Чашу терпения советского руководства переполнило интервью Любимова корреспонденту «Таймс», озаглавленное «Крест, который несёт Любимов». По справедливому замечанию критика А.Смелянского, со времен Михаила Чехова никто из российских режиссёров так не разговаривал с властью. Так вызывающе и почти по-хамски, добавил бы я.

Желая сохранить свои традиции, труппа хотела, чтобы театр возглавил Н. Губенко. На партийном Олимпе такую позицию коллектива тоже восприняли, как вызов, и в 1984 году назначили главным режиссёром Театра на Таганке Анатолия Васильевича Эфроса. Это совершенно отдельно стоящая главка в истории Театра на Таганке, и она предполагает отдельный разговор, на который я,