Изамбард Кингдом Брюнель - L. T. C. Rolt

с мамой и Мэри в половине десятого отправились в город на мухе. Я взяла книгу, и хорошо, что взяла, потому что часы, проведенные у Тернера за бесконечными существенными покупками, были бы просто невыносимы. Около четырех мы добрались до Ротерхита и застали семью дома. Какой совершенный старик мистер Брюнель! Я оставляю Мэри обожать сына, но я должен позволить себе обожать отца.

Через некоторое время мама и миссис Брюнель удалились на приватную беседу, а затем мисс Брюнель и Мэри, и он предложил сводить меня посмотреть Туннель, который находится всего в шести или семи ярдах от их дома. Я увидел его впервые и не могу передать словами, как сильно я был поражен и восхищен им и умом человека, который смог его придумать. Сейчас над ним работает множество людей, и работа идет очень быстро. Я думаю, что он будет закончен примерно через два года.

... Теперь, думаю, я достаточно хорошо рассказал вам о том, как, когда и где. Как, совершенно восхитительно. Где - в воскресенье в переулке лорда Холланда. Никакой день не определен, да и не может быть определен, поскольку, полагаю, все зависит от его обязательств, которые, как вы знаете, многочисленны и настоятельны. Она будет одета во все белое, венчаться в Кенсингтонской церкви, и колокола будут звонить в старом добром стиле; будет завтрак, только тихий семейный, что гораздо лучше, а затем, к моему особому удовольствию, веселые танцы на вечере..... Они собираются поехать в Северный Уэльс и вернуться через Девоншир. Действительно, все очаровательно...

Решившись на этот шаг, Брюнель был не из тех, кто долго задерживается на пороге брака. К тому же, несомненно, учитывалось, что чем дольше он медлить, тем глубже увязнет в железнодорожных делах. Итак, свадьба состоялась 5 июля 1836 года, после чего пара отправилась в двухнедельный медовый месяц, сначала в Капел Куриг, а оттуда на юг, вдоль валлийской границы и в Западную страну. В Челтнеме их встретил верный Сондерс, привезший письма из Лондона. В письме Мэри были новости из Хай-Роу о танцах, последовавших за их отъездом. Из них следовало, что Брюнель пригласил большинство своих помощников проводить его к алтарю и что они хорошо себя показали, за исключением бедняги Уильяма Граватта, который мог быть очень компетентным инженером-строителем, но явно не был дамским угодником. Передайте Изамбарду, - писала Фанни, - что нам очень понравились все его друзья, кроме мистера Граватта, который, как мне кажется, причастен к Дикому Зверю. Софи и я, однако, уделяли ему все внимание, так что не пугайтесь этого, и, судя по тому, что говорит папа, я думаю, что он, должно быть, опустошил половину своей табакерки".

Медовый месяц закончился, и супруги вернулись в Лондон, где сразу же поселились в доме № 18 по Дюк-стрит, Вестминстер, который должен был оставаться их домом на протяжении всей супружеской жизни. Это было спокойное партнерство, не потревоженное, казалось бы, никакими бурями конфликтующих темпераментов. Однако этот брак практически не повлиял на ход жизни Брюнеля, и хотя точная природа такого партнерства - тайна, которая никогда не станет известна другим, остается подозрение, что в данном случае супружеская гармония была основана на взаимном признании отношений, не отличавшихся особой глубиной. Если это так, то это полностью противоречит браку его отца. Ведь между Марком и Софией Брюнель, несомненно, существовали отношения самого глубокого и взаимообогащающего характера, и Марк открывал сладкую и простую истину этого, когда в старости написал трогательное признание: "Вам, моя дорогая София, я обязан всеми своими успехами". Мы не можем представить себе молодого Брюнеля, который в таком же духе писал своей Марии. "Моя профессия - это, в конце концов, моя единственная подходящая жена", - вероятно, одни из самых правдивых слов, которые он когда-либо писал. Ведь очевидно, что разрыв долгих отношений с Эллен Халм ознаменовал тот критический момент в его жизни, который определил его дальнейший путь. Тогда он решил сделать совершенство своей работы высшей целью и впоследствии никогда не отступал от этой решимости.

Ему не суждено было долго греться в лучах незамутненного солнца успеха; как он и опасался, вскоре наступила непогода, и мужество, с которым он преодолевал штормы, лишь ярче выявило его качества величия. Но всегда он сражался в одиночку, и ему повезло, что эти бури никогда не доводили его до финансового кораблекрушения. Если бы они это сделали, то отсутствие более прочного богатства, от которого он отказался ради честолюбия, могло бы стать для него самым трагическим открытием. Ведь если трудно представить его томящимся в тюрьме для должников, то невозможно представить, как Мария безропотно разделяет невзгоды мужа, тихо сидя рядом с ним за шитьем, как когда-то ее свекровь в аналогичных обстоятельствах.

Укрепившись в своей решимости, Брюнель больше не нуждался в жене, которая разделяла бы его жизнь, будь то в триумфе или в невзгодах, но в той, которой он мог бы гордиться как ходячим воплощением, как интимно личным символом успеха, в котором она не играла никакой роли. Он хотел, чтобы мужчины в восхищении поворачивали головы и говорили о ней: "Вот идет жена Изамбарда Брюнеля!". Можно не сомневаться, что в этом отношении он сделал мудрый выбор. Мэри могла быть упрямой и своевольной, и она, несомненно, стала гранд-дамой в своем семейном кругу, но она была слишком безэмоциональной и слишком уравновешенной, чтобы скрестить страстные шпаги со своим мужем. Ее красота и то качество, которое принесло ей в детстве прозвище "герцогиня Кенсингтонская", позволили ей в совершенстве сыграть ту роль, которую отводил ей муж. Ни один режиссер не проявлял больше заботы о представлении публике своей ведущей дамы, чем Брюнель о своей Марии, когда его успех был на пике. Шелковые ткани и драгоценности не жалели, чтобы подчеркнуть ее удивительную красоту, и она, безусловно, привлекала внимание, когда, изысканно одетая, прогуливалась по Сент-Джеймсскому парку, за которой почтительно следовал лакей с печенками, или выезжала в одной из своих карет с шелковой обивкой. Когда она и ее маленькая племянница Мария были представлены при дворе Софией Хоз, Мария была так великолепна в своих шелках цвета слоновой кости и хонитонских кружевах, что бедная маленькая Мария Хоз была совершенно заслонена и с грустью писала: "Королева не сводила глаз с тети Марии, а следовала за ней до конца комнаты, и у меня не было шанса быть замеченной, идя за ее огромным кринолином".

Брюнель был в восторге от своей способности подчеркнуть очарование Марии, но не как нувориш, демонстрирующий богатство, которое само по