Изамбард Кингдом Брюнель - L. T. C. Rolt

Дом № 1 по Хай-роу сейчас находится на Черч-стрит, 128, и трудно поверить, что, когда Хорсли приехали в этот дом в 1823 году, Лондон еще не поглотил его. Его окна выходили на открытые поля, простиравшиеся до территории Ноттинг-Хилл-Хауса, позже известного как Обри-Хаус, на Кэмпден-Хилл, и в один знойный сентябрьский вечер Фанни могла написать: "Сеновал Говарда отвратительно пахнет последние две ночи, и мама говорит, что дядя Уильям надеется, что он скоро сгорит".

В музыкальном мире Лондона было очень мало деятелей, которых Хорсли не причисляли к своим друзьям или знакомым и которые в то или иное время не посещали Хай-Роу. Софи хранила крошечный альбом для автографов размером всего два дюйма на полтора, в который были вписаны имена Брамса и Шопена, великих скрипачей Йозефа Иоахима и Николо Паганини, пражского пианиста и композитора Игнаца Мошелеса, сицилийского оперного композитора Винченцо Беллини и Феликса Мендельсона-Бартольди. Во время своего первого визита в Англию Мендельсон был представлен Хорслеям своими друзьями, Клингеманом, молодым атташе при ганноверском легате, и Розеном, профессором востоковедения в Университетском колледже. Он был очарован и впоследствии, когда бывал в Лондоне, становился постоянным гостем в Хай Роу, где садился за фортепиано в гостиной и играл свои последние сочинения перед восторженной публикой, первой в Англии услышавшей его музыку к "Сну в летнюю ночь". Он был явно очарован красотой Марии, и по возвращении в Берлин в 1832 году написал Клингеману: "Случайно ли ночью, где-то в окрестностях Бойценберга, дорогие цветы Марии, которые я носил в петлице и которые сохранили свежесть во время морского путешествия, вдруг стали пахнуть так же сладко, как если бы она сидела рядом со мной? Так рассуждал романтичный молодой композитор, но Мария была не для него.

Хорсли жили искусством, и многие молодые инженеры могли бы чувствовать себя как рыба в воде в компании, которая часто посещала их гостиную на Хай Роу. Но только не Брунель, который умел говорить на их языке. Хотя сам он не был исполнителем, он страстно любил музыку и с удовольствием посещал оперу, когда позволяла его напряженная жизнь, а их с Джоном Хорсли естественно привлекала взаимная любовь к рисунку и живописи. Среди проблем и разочарований, которые преследовали его в течение 1832 года, было восхитительно провести вечер, отложив их на время и расслабившись в такой уютной обстановке и среди таких очаровательных собеседников. Как бы он ни был подавлен перспективами своего будущего, в компании молодых Хорсли его чувство веселья быстро заявляло о себе, и он с полной отдачей включался в любительские спектакли, оратории, шарады и пьесы, часто написанные ими самими, от которых они приходили в восторг. Джон Хорсли в старости вспоминал, как однажды Брюнель руководил постановкой в гостиной трагической драматической поэмы под названием "Король Смерть". Очевидно, сценарий показался ему не слишком удачным, и он решил, что его нужно оживить. Поэтому он поменял местами главные роли, назначив Софи на заглавную роль, а сам сыграл убитую горем вдову с таким комическим эффектом, что зрители, среди которых был и автор, стали беспомощно конвульсивно смеяться. Однако, к сожалению, этот бурлеск оказался слишком сильным для жены автора, которая прервала аплодисменты несколькими язвительными замечаниями и выскочила из комнаты, несомненно, к тайному удовольствию Брюнеля.

По отношению к Мэри он всегда был восхитительно внимателен и почтителен, но ее младшие сестры находили его довольно загадочной и таинственной фигурой и некоторое время не могли решить, полностью ли они его одобряют или нет. Очевидно, он любил морочить им голову, так что они не знали, когда воспринимать его всерьез. Но со временем, когда он стал старым другом, их чувства изменились. Изамбард Брюнель приехал в воскресенье, чтобы позвонить, - пишет Фанни в письме к своей молодой тете Фанни Кэлкотт, - мама попросила его зайти к обеду, что он и сделал. Дома были только мы с Мэри, но он был в очень сатирическом настроении, так что я не возражала. На самом деле я не знаю, не отношусь ли я к нему немного предвзято. Я должна попытаться выкорчевать этот сорняк из партера моей груди".

Именно из писем, которые Фанни и Софи писали своей тете, мы узнаем больше всего об этом этапе жизни Брюнеля, поскольку он перестал вести свой личный дневник, а в дневнике лишь вскользь или вовсе не упоминаются его визиты в Хай Роу и случайные экскурсии, которые он совершал в их компании. Так, он в нескольких строках опускает посещение Зоологического сада, которое состоялось по случаю, когда девочки Хорсли гостили в Бардж-хаусе, в то время как Софи дает нам гораздо более полный и увлекательный отчет об этом событии:

В воскресенье после церкви мы с мистером и миссис Хоуз и Изамбардом Брюнелем отправились пешком на Трафальгарскую площадь, причем Томас Хоуз ехал рядом с нами. Затем он объехал все кареты Хакни и наконец нашел одну, которая отвезла нас в Зоологический сад, а Изамбард поехал на лошади конюха. Мы не увидели много животных, потому что джентльмены так сильно устали, что опустились на сиденья напротив слонов и оставались там до самого обеда. Я был очень рад, что они отдохнули перед приличными животными, потому что некоторые из них очень бестактны; действительно, обезьяны так противны, что я сказал Томасу Хоузу, что предпочел бы не смотреть (правда, с джентльменом я считаю это весьма бестактным) на них; он сказал, что вполне согласен со мной, и мы пошли к Оттару, а остальные остались перед обезьянами.

В Хай Роу проводили тихие вечера, когда не было высоких гостей. В четверг весь день лил дождь, - писала Софи в августе 1834 года. Пришел И.Б. и весь вечер чинил пару компасов, пока мы делали отметки; мы провели очень приятный вечер". После танцев Софи написала: "Там был Изамбард Брюнель, и они с Мэри, конечно, много общались", но ни она, ни остальные члены семьи, похоже, не осознавали серьезного характера романа, который происходил в их окружении. Однако, если верить тому, что Брюнель говорил позже, он увлекся Мэри вскоре после своего первого визита, но решил не связывать себя и ее обязательствами до тех пор, пока его профессиональные перспективы не улучшатся. Судя по всему, это влечение было взаимным, но в какой момент они признались друг другу в своих чувствах, никто никогда не узнает, поскольку