«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

консультативной встречи представителей коммунистических и рабочих партий, проведенной в Москве. В 1967 г. лидеры шведских коммунистов заявили, что даже и региональные совещания не очень нужны, особенно если на них принимаются «совместные заявления, обязательные для всех компартий»[694] (здесь видно стремление шведской компартии к «национализации»).

С большим трудом КПСС удалось сохранить влияние на большинство компартий и все-таки добиться созыва международного совещания. Это мероприятие было менее представительным, чем предыдущее, — на него не приехали представители компартий Китая, Албании, Югославии, Вьетнама, КНДР[695], а из числа капстран — Нидерландов, Новой Зеландии, Японии. Компартии Швеции и Кубы присутствовали только в качестве наблюдателей.

На совещании с открытой критикой советской позиции выступили представители компартий Австралии, Испании, Италии, Мексики, Швеции и ряда других стран. Основными объектами критики ожидаемо стали ввод войск ОВД в Чехословакию и советско-китайские противоречия. Национальный секретарь Компартии Австралии Л. Ааронс настаивал на включении в «Основной документ» совещания (его резолюцию) осуждение империалистической политики США в отношении КНР. Лидер Мексиканской компартии А. Матинес-Вердуго заявил, что «совещание не должно стремиться к осуждению политики ни одной из партий» (с намеком на недопустимость нападок на Компартию Китая). Генеральный секретарь испанской компартии С. Каррильо указывал на идеологические трудности совещания, отразившиеся в слабости «Основного документа», вследствие чего это мероприятие не дало «“программной хартии” или “генеральной линии” для компартий». Некоторые участники совещания выражали недовольство, что на нем не были представлены «не только все коммунистические партии, но также и левосоциалистические партии… национальные и социальные освободительные движения»[696]. Ряд партий в итоге не подписал «Основной документ».

Хотя на совещании в выступлениях представителей некоторых западных компартий говорилось о «главенствующей роли СССР», в итоговой резолюции такой вывод отсутствовал. Документ о праздновании столетия со дня рождения В.И. Ленина остался обычной декларацией и не остановил дальнейшего роста идейно-политической дифференциации в «коммунистическом лагере»[697]. Г.Х. Шахназаров в своих воспоминаниях писал, «что достигнуть главной цели, которая ставилась перед совещанием, не удалось. Его итогом стал не апофеоз интернациональной солидарности, а раскол МКД, теперь уже закрепленный документом, под которым не стояла подпись крупнейшей коммунистической партии — китайской»[698]. Впоследствии ни одной серьезной попытки созвать международное совещание компартий не предпринималось. Мировое коммунистическое движение вступило в стадию глубокой дезинтеграции[699].

Идеологические искания СССР, связанные с внедрением концепции «развитого социализма», не произвели большого впечатления на западные компартии. После вторжения в Чехословакию у них, наоборот, сложилось мнение, что Советский Союз окончательно завершил поиск новых, путей социалистического развития[700].

Компромисс, на котором был построен советский ответ на вызов со стороны компартий стран Запада, основанный на признании возможности «своего пути к социализму», был шатким, что ярко проявилось в создании и внедрении рядом компартий концепции «еврокоммунизма».

«Еврокоммунизм»[701], который стал самостоятельным течением внутри коммунистического движения, базировался на тезисе, что каждая страна имеет свои уникальные условия и должна сама выбирать свой путь к социализму и коммунизму[702] «посредством длительной эволюции, исключительно мирным путем». Об этом было заявлено на встрече в Ливорно в июле 1975 г., где итальянская, испанская и французская компартии приняли совместную декларацию[703], которая и положила начало внедрению концепции «еврокоммунизма».

Само по себе заявление о «собственном пути» не было опасным для интересов СССР, однако по остальным параметрам концепция «еврокоммунизма» вышла далеко за идеологические «границы», допустимые с советской точки зрения.

Во-первых, в рамках «еврокоммунизма» усиливалась «национализация» западных компартий. СССР окончательно и, можно сказать, официально перестал рассматриваться как образец для подражания[704]. Причиной создания этой концепции была неудовлетворенность компартий советской моделью социализма вкупе с коренными изменениями в составе трудящихся масс в капстранах, ростом под воздействием НТР их материальных и духовных запросов[705]. «Еврокоммунизм» подразумевал отрицание ведущей роли КПСС, универсальной применимости революционного опыта или модели, представленной странами «научного социализма» (особенно в высокоразвитых индустриальных обществах), и отказ от подчинения интересам СССР и «международного революционного движения»[706]. В то же время, подчеркивая свой автономный статус, «еврокоммунистические» партии (в частности, ИКП и ФКП) все же намеревались остаться частью этого движения[707], что несло опасность его «разложения» изнутри.

Важным аспектом был курс компартий на общеевропейскую «национализацию» — стратегия «еврокоммунизма» подразумевала усиление роли Европы как третьей, независимой силы в миропорядке эпохи холодной войны[708]. Лидер испанских коммунистов С. Каррильо провозгласил, что цель «еврокоммунистов» — это «Европа, независимая и от СССР, и от США, Европа народов, ориентированных на социализм, в которой наша страна (Испания. — Ф.С.) сохранит собственную индивидуальность»[709]. Итальянская компартия выдвинула принцип: «Ни антисоветизм, ни антиамериканизм», противопоставив биполярной модели миропорядка европейское пространство как «третью силу»[710]. По выводам западных экспертов, «еврокоммунисты» были «стойкими оппонентами капиталистической экономической системы и безжалостными критиками роли Америки в мировых отношениях и ее лидерства в Западном мире»[711].

Во-вторых, «еврокоммунизм» знаменовал усиление «социал-демократизации» западных компартий. С. Каррильо заявил, что «еврокоммунистическая стратегия предлагает осуществить сближение (конвергенцию) с социалистическими и социал-демократическими партиями, христианскими прогрессивными силами, со всеми демократическими группами»[712]. Западные компартии развернули деятельность по созданию «союзов прогрессивных сил» и практической работе с разными социальными слоями «во имя демократического и социалистического обновления общества». Э. Берлингуэр, став лидером итальянских коммунистов в 1972 г., взял курс на достижение широкого и массового союза исторически значимых демократических сил — коммунистических, социалистических и христианско-демократических, назвав это «стратегией исторического компромисса». Эта стратегия была принята на XIV съезде ИКП в марте 1975 г.[713]

«Еврокоммунизм» можно квалифицировать и как вариант социал-демократической стратегии и политического действия[714], и как «третий путь» — но не социал-демократический, а находящийся между социал-демократической и советской моделями[715]. Цель партий, принявших эту концепцию, заключалась в создании европейского коммунистического движения — «третьей силы», противопоставляющей себя как ортодоксальному коммунизму и реальному социализму, так и (гораздо в меньшей степени) социал-демократии и связанным с ней левым силам[716].

В-третьих, закономерным итогом был отход партий, принявших «еврокоммунизм», «от марксистско-ленинской (и маоистской) ортодоксии в идеологии, политике, экономике и культуре»[717]. «Еврокоммунистические» партии отказались от «диктатуры рабочего класса», признали допустимость плюрализма мнений и фракционной борьбы[718]. Это категорически выходило за пределы допущенных советской идеологией рамок. Идеологи из соцстран считали, что «“социалистический” плюрализм является наиболее опасным вариантом антикоммунизма и антисоветизма», и «плюралистический лозунг “отмежевания от Москвы” направлен против реального социализма»[719].

Заметным было воздействие на концепцию «еврокоммунизма» идей «Пражской весны»[720], жестко осужденных руководством Советского Союза и большинства других европейских соцстран. Американский политолог Т.