«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

многие западные партии, поддержанные Румынией и Югославией, сопротивлялись усилиям СССР навязать главную идеологическую линию, и в итоге Советский Союз был вынужден пойти на важные уступки в этом вопросе[748]. Как пишет Г.Х. Шахназаров, в рамках совещания «на первый план вышли серьезные разногласия между КПСС, другими партиями соцсодружества и группой влиятельных западноевропейских компартий»[749]. Это мероприятие стало более чем просто «ратификацией» разногласий. В его итоговом документе «пролетарский интернационализм» и «единая коммунистическая стратегия» были заменены на «добровольное сотрудничество и солидарность», он не содержал критики партий, идейно разошедшихся с КПСС, а также не имел обязывающего характера[750]. Это еще раз показало снижение авторитета советской компартии и идеологии. Берлинская встреча стала последней коллективной акцией «международного коммунистического движения»[751].

Фактором, отягчившим отношения между СССР и компартиями капстран, стал ввод советских войск в Афганистан в 1979 г. В сентябре 1980 г. в Риме состоялась конференция на тему «Левые — за Афганистан», организованная журналом «Мондоперайо» (орган Итальянской соцпартии). Советские эксперты сделали вывод, что «конференция имела откровенно антиафганскую (то есть направленную против ДРА. — Ф.С.), антисоветскую направленность, преследовала цель продемонстрировать солидарность с афганскими мятежниками». На ее заключительном заседании выступил член ЦК Итальянской компартии Р. Ледда, а в состав вновь созданного «Комитета солидарности с Афганистаном» вошел член руководства ИКП У. Террачини. Критика в адрес СССР звучала и по поводу событий в Польше в 1980–1981 гг.[752] После детального изложения Э. Берлингуэром стратегии «еврокоммунизма» на пленуме ЦК ИКП в январе 1982 г. фактически произошел разрыв отношений итальянских коммунистов с руководством КПСС и СССР[753].

Многие левые и особенно ультралевые силы, активизировавшиеся на Западе с конца 1960-х гг., занимали антисоветскую позицию. Массовое движение «новых левых» в США решительно осуждало политическую практику «реального социализма»[754], принятую в СССР. Лидер датских ультралевых Г. Аппель и его соратники заявляли, что Советский Союз стал «неоколониальной державой», где идет «возрождение капитализма», а в мире произошел «раздел… между империалистическими трестами и современными советскими ревизионистами» (в таких утверждениях видно влияние маоизма, приверженцем которого был Аппель). Несмотря на свой антимаоизм, правление шведских «Объединенных групп поддержки Национального фронта освобождения Южного Вьетнама» не уставало критиковать и СССР. На своем заседании в апреле 1974 г. правление заявило, что «Советский Союз… проводит агрессивную и империалистическую политику», а также превратился «в социал-капиталистическое государство»[755].

В свою очередь, советские идеологи, одобряя в целом антиимпериалистическую направленность левых движений, упрекали их в «мелкобуржуазности» и неспособности осуществить реальные социально-политические преобразования без руководства со стороны коммунистических партий. Советская пропаганда утверждала, что студенты-коммунисты «решительно осуждают бунтарские действия левацких и троцкистских элементов», которые «ведут к изоляции студенчества от трудящихся». Затем, в начале 1970-х гг., подход был конкретизирован в двух аспектах: коммунисты высоко ценят подъем молодежного движения и активно в нем участвуют, однако буржуазия использует в своих целях различные левацкие группировки маоистов и троцкистов, чтобы изнутри «размыть» коммунистические и демократические организации молодежи; лидеры и идеологи «новых левых», несмотря на их революционный запал, устраивают буржуазию путаностью своих теорий и антикоммунистической направленностью своего ревизионизма[756].

В СССР обвиняли ультралевых в приверженности «мелкобуржуазным взглядам и концепциям», в попытке «выдать себя за “тоже пролетарское”, “тоже марксистское” течение» и в том, что их «претензии на “развитие” марксизма… сводятся к апологетике насилия». Советские эксперты утверждали об «идеологической опустошенности и бессилии… “левачества”» и о том, что «новые левые», отказавшись от сотрудничества с коммунистами, оказались «в идейном вакууме»[757].

Особое внимание было уделено критике идей, выдвинутых западным марксистом Г. Маркузе, который стал идейным вдохновителем «новых левых» на Западе и приобрел популярность среди протестующей молодежи 1960–1970-х гг., особенно после выхода его книги «Одномерный человек». Маркузе утверждал, что все сферы западного общества направлены на сдерживание перемен, а государство предлагает людям «потребительское псевдоосвобождение». Он призывал левых пересмотреть и «миф Октября», то есть понимание революции как процесса насильственного переворота. Молодежь обнаружила в работах Маркузе достаточно резкую критику западной цивилизации и буржуазного образа жизни, нашла некоторые важные ответы на мучившие ее вопросы. На основе этих идей «новые левые» разрабатывали новые формы политической борьбы. Маркузе сам поверил в «новых левых» во время событий 1968 г. и только на них возлагал надежды, связанные с построением социализма[758].

Советские идеологи заклеймили Г. Маркузе как «буржуазного идеолога», «псевдомарксиста», «антикоммуниста». Было объявлено, что «нигилистическая и антикоммунистическая сущность» его учения «соответствует позиции исторического пессимизма, которая является непосредственной идеологической реакцией обреченного на гибель капиталистического класса». Маркузе обвинили в заполнении «идейного вакуума» «новых левых» и в отказе от сотрудничества с коммунистами[759], что с советской точки зрения являлось отходом от марксизма.

Неоднозначно складывалась ситуация в «развивающихся» странах. С одной стороны, в третьем мире распространялись революционные идеи и в ряде стран пришли к власти прокоммунистические силы[760]. Однако в то же время некоторые государства отошли от ориентации на СССР. Как отмечали эксперты ИЭМСС в докладе, составленном в 1978 г., опыт Ганы, Мали и особенно Египта и Сомали[761] показал, «что социалистической ориентации в известной мере свойственна обратимость». Был сделан вывод, что страны, вставшие на «некапиталистический путь», отличаются «внутренней нестабильностью», которая мешает им «удержаться на избранном пути развития», особенно в условиях «растущего политического и идеологического давления Запада, проникновения капитала нефтедобывающих стран с реакционными и монархическими режимами и экспансионистских устремлений Китая»[762].

Одной из причин поражения просоветских сил в странах «Третьего мира» была некритичность их подхода к модели социалистического эксперимента в СССР, которая выразилась в «забегании вперед» и схематично-упрощенном подходе к политическим, экономическим, социальным реформам. Кроме того, в «развивающихся» странах иногда за «социализм» выдавались совсем другие, «националистические» концепции[763]. Так, следует отметить общий кризис «африканского социализма», ставший очевидным к концу 1970-х гг. Как писали западные политологи, вера в то, «что существует традиционный африканский социализм, оказалась в основном мифом, а расчет на традиционные африканские ценности для поддержки социалистической политики был ключевой слабостью» этой идеологии.

«Африканский социализм» в реальности представлял собой «искусно замаскированные меры государственного капитализма, которые привели к усилению зависимости от транснациональных корпораций и финансовых институтов», и «только в немногих странах… руководящие политические партии стали осуществлять институциональные изменения, требуемые для сокращения внешней зависимости и инициирования перехода к социализму»[764].

Таким образом, происходил дальнейший отход компартий капстран от ориентации на Советский Союз, чему было несколько причин. Во-первых, и в рамках традиционной марксистско-ленинской идеологии, и в рамках ее новаций КПСС не смогла предложить западным компартиям концепции, подходившие для дела продвижения