«Золотой век» социализма: Советский союз и мир. 1964-1982 - Фёдор Леонидович Синицын

бунты 1968 г. имели противоречивый характер[801], они отрезвляюще повлияли на тех, кто думал, что «деидеологизация» населения Запада приобрела всеобъемлющий характер. Этому же способствовало обострение социальных противоречий в «капиталистическом мире», вызвавшее к жизни новые общественные движения (пацифизм, феминизм, антиглобализм, «зеленые» и т. п.). Утверждения о «конце идеологии» и «конце истории» оказались иллюзией[802], не выдержав соприкосновения с практикой. Стал очевидным «идеологический вакуум», который заполнялся различными «оппозиционными» воззрениями, вследствие чего и был поставлен вопрос об идейном обновлении западного общества[803].

С одной стороны, советские идеологи, жестко критиковавшие концепцию «деидеологизации», оказались правы — она оказалась недолговечной. С другой — еще в 1960-х гг. эта концепция многими западными учеными была объявлена тоже «идеологией»[804], а позднее А.А. Зиновьев отмечал, что «идея конца идеологии сама есть идея чисто идеологическая»[805]. Таким образом, не было жестких препятствий, которые могли бы помешать ее преобразованию в иную концепцию, тем более, что ревизия устаревших, в том числе и собственных идей — это нормальное развитие научной мысли.

Концепция «реидеологизации» была одновременно и отрицанием, и своеобразным продолжением «деидеологизации». Сохранив основной тезис последней — противопоставление науки и идеологии, сторонники «реидеологизации» признали, что общественные науки не способны дать ответ на вопросы о смысле человеческой жизни, социальных ценностях, идеалах и целях, и такой ответ должна дать идеология[806].

С «реидеологизацией» была связана мысль о необходимости «тотальной идеологии», то есть перехода от многочисленных, конкурирующих между собой концепций к единой, претендующей на объяснение общественного развития в целом. Одним из главных претендентов на ее роль была футурология[807] — учение о будущем, прогнозирование будущего. Она сыграла значительную роль в объяснении, предупреждении и устранении ряда кризисов и в организации современного мира[808].

В то же время С.М. Липсет настаивал, что «деидеологизация» сохраняла свою актуальность и в 1970-х гг. Он писал, что и «совокупность революционных доктрин… и последовательные контрреволюционные доктрины… переживают упадок», вследствие чего они больше «не возникнут вновь в развитых индустриальных или “постиндустриальных” обществах, хотя и продолжают существовать в менее развитых странах». На основании таких высказываний советские теоретики сделали вывод, что «капиталисты» опять призывают к «идеологическому разоружению» стран «соцлагеря», хотя Липсет здесь говорил только о «деидеологизации» Запада[809]. Тем не менее эта концепция явно утратила свою популярность.

В капстранах не только происходила «реидеологизация», но и продолжалась конкуренция разных теорий. Западные мыслители предлагали многочисленные идеи, из которых можно было выбрать подходящую для той или иной страны или политической партии. Так, экономическая мысль капстран во второй половине 1970-х и начале 1980-х гг. характеризовалась поляризацией точек зрения, идейной и теоретической дифференциацией[810].

Одной из наиболее значимых концепций стал «новый социализм», разработанный Дж. Гэлбрейтом. В 1973 г. он издал книгу «Экономические теории и цели общества», в которой объявил о наличии «социалистического императива» в глобальном масштабе, включая США, где Гэлбрейт видел уклон к социалистическим принципам организации экономики (например, планированию). Он считал необходимым переход развития всего мира в «социалистическую сторону», но на новых основах: «Старый социализм допускал идеологию. Мог существовать капитализм со своими преимуществами и недостатками; могла существовать государственная собственность на средства производства с ее возможностями и ограничениями. Мог иметь место выбор между ними… Новый социализм не допускает никаких приемлемых альтернатив» и при этом «не имеет идеологического характера»[811]. Таким образом, эта теория провозглашала «перевод» западного капитализма в «деидеологизированный» социализм (не советского образца) и была развитием концепций «конвергенции» и «деидеологизации».

«Новый социализм» в концепции Дж. Гэлбрейта — это строй крупных корпораций, частных и государственных, возникающий на базе новой индустриальной системы как планирующая система[812], то есть в целом на «капиталистическом» базисе. Несмотря на это, идеи Гэлбрейта спровоцировали травлю со стороны американского экономического истеблишмента. На него сыпались упреки в приверженности социализму и «подрыве существующего логического обоснования капитализма», хотя Гэлбрейт лишь «беспристрастно констатировал объективные тенденции экономического развития»[813]. В то же время в такой критике проявлялся плюрализм мнений, необходимый для любого нормального общества.

Важной вехой стала разработка концепции «постиндустриального общества», обрисовавшей будущее человечества, в котором произойдет переход от традиционного индустриализма к развитию «экономики услуг», сопряженный с повышением роли технологического фактора, науки и образования, расширением влияния нового класса квалифицированных профессиональных менеджеров и технократов и качественное изменение места теоретического знания и информации в общественном производстве[814]. Автором этой концепции был Д. Белл, который в 1967 г. опубликовал две статьи, а в 1973 г. — книгу о «грядущем постиндустриальном обществе». Его идеи стали широко признанным методологическим основанием большинства исследований, осуществленных в Западной Европе и США[815].

На терминологическом уровне концепция «постиндустриального общества» изначально имела заметную социалистическую окраску. Само это понятие возникло как противопоставление индустриальному строю, воспринимавшемуся, прежде всего, как строй капиталистический. С другой стороны, Д. Белл выступил как объективный и непредвзятый критик марксистской теории. Он сделал вывод, что «способ производства не унифицирует общество», не существует «законов общественного развития» и неверна линейная теория прогресса К. Маркса, настаивающая на последовательной смене отдельных способов производства[816].

Белл отринул такие общие понятия, как «капитализм» и «социализм», для объяснения сложной структуры современных обществ[817] (в этом видна связь с теориями «единого индустриального общества» и «конвергенции»), хотя и отмечал, что «пути перехода к постиндустриальному обществу могут быть существенно различными для разных народов, составляющих цивилизацию». Он считал, что важнейшие признаки такого общества имеют место во всех странах и системах[818], в том числе в СССР[819].

Концепция «постиндустриального общества» предлагала не классовый, как в марксистско-ленинской теории, а иной подход к социальной структуре общества — наличие в нем соперничающих между собой вертикальных «ситусов», которые, как считал Д. Белл, существовали и в Советском Союзе («бюрократия, руководство промышленных и сельскохозяйственных предприятий, военные и деятели культуры»). Он объявил, что в «постиндустриальном обществе» «пролетариат не является основным классом»[820], что с точки зрения советской идеологии было покушением на основополагающую догму «диктатуры рабочего класса». Кроме того, Белл сделал вывод, что при переходе всего человечества к постиндустриальному будущему нет нужды в «разрушении прежних экономических и социальных форм»[821], то есть отпала необходимость в революции.

Результатом осмысления проблем «государства благосостояния» и «общества потребления» стала доктрина «качества жизни». В США это понятие было введено в оборот Дж. Гэлбрейтом, а в ФРГ стало использоваться социал-демократами[822]. Вопросам качества жизни были посвящены также работы Р. Арона, Д. Белла, У. Ростоу, Ж. Фурастье[823]. Э. Эпплер определил, что содержанием этого