О милосердии - Луций Анней Сенека

тянется к больному месту. А раз так, узнай правду о моем нынешнем состоянии. Мне весело и легко, как бывает в самых лучших условиях жизни. Ведь лучшие условия на самом деле те, в которых дух совершенно свободен от докучных забот и распоряжается своим досугом лишь для себя, услаждает себя занятиями легчайшими или, жадный до истины, возвышается до исследования высоких материй, стремясь познать истинную природу свою и вселенной. Исследует вначале сушу, ее расположение, затем состояние разлитого вокруг нее моря, его попеременные приливы и отливы. После, проникшись благоговейным изумлением, он обозревает пространство между небом и землей, насыщенное бурями, дуновениями ветров, громами и молниями, грозящее ливнем, и снегопадом, и ударами града. И наконец, обследовав области низшие, сосредоточенный дух воспаряет к горним высям, радуется созерцанию божественного и переходит, помня о своей нетленности, к тому, что было и что пребудет во все века.

О КРАТКОСТИ ЖИЗНИ

1

Весьма значительная часть смертных, Паулин, жалуется на враждебность природы: мы-де рождаемся для непродолжительной жизни и время, отпущенное нам, пробегает до того стремительно, что, за редким исключением, жизнь покидает людей, кода они еще только готовятся жить. Из-за этого, как полагают, всеобщего зла сокрушалась не только многочисленная и невежественная чернь; вызванное им переживание исторгало жалобы и у благородных мужей. Отсюда — знаменитое восклицание величайшего из врачей: «Жизнь коротка, вечно — искусство». Отсюда — менее всего подобающий философу спор Аристотеля с природой: «Животным она милостиво даровала столь длительную жизнь, что они могут пережить пять и даже десять поколений людей, у человека же, рожденного для многочисленных и великих дел, век гораздо короче».

Времени мы имеем немало, но расточаем много. Жизнь, если ее правильно организовать, довольно продолжительна и достаточна для свершения самых великих дел, но, когда она нерасчетливо и беспечно прожигается, когда употребляется только на дурные дела, мы не замечаем, как она проходит; мы спохватываемся лишь на пороге смерти, когда жизнь уже прошла. Именно так обстоит дело: короткую жизнь мы не получаем, а делаем ее такой; мы не бедны, а расточительны. Подобному тому как царски огромное состояние, доставшееся скверному хозяину, в одно мгновение проматывается, а хотя и скромное, но оставленное рачительному человеку — возрастает, так и наша жизнь: увеличивается у распоряжающегося ею умело.

2

Что мы жалуемся на природу? Она щедра к нам: жизнь долга, если ты умеешь пользоваться ею. Однако одним владеет ненасытная алчность, другим — хлопотливое усердие в пустых делах; этот пьянствует, а этот изнемогает от безделья; одного, всегда зависящего от чужого мнения, изнуряет честолюбие, другого через все земли и моря неудержимо влечет надеждой на барыши страсть к торговле; некоторых терзает пристрастие к военной службе, при этом они всегда готовы подвергнуть опасности других, но страшатся опасностей для себя; есть и такие, которые добровольно изматывают себя, раболепно угождая неблагодарным властителям; многие заняты или домогательством чужого имущества, или заботами о своем собственном. Большую часть людей, ни к чему определенному не стремящихся, ветреное, непоследовательное и недовольное самим собой легкомыслие снова и снова понуждает к неслыханным планам; иные, к чему бы они не обратились, ни в чем не находят удовольствия: вялых и равнодушных, их застает смерть; так что я не могу сомневаться в правоте того, что, наподобие оракула, сказано у величайшего из поэтов: мы успеваем прожить ничтожную часть жизни. А весь остальной срок — уж никак не жизнь, а только время.

Со всех сторон обступают и осаждают пороки, не дают собраться с духом и поднять глаза, чтобы рассмотреть истину: душат раздавленных и погрязших в своей страсти — им уже никогда не прийти в себя. А если и случится вдруг передышка, их по-прежнему бросает то туда, то сюда, словно в глубоком море, в котором после бури еще сохраняется волнение; и сгрести никогда не оставляют их в покое.

Ты полагаешь, что я говорю о людях, чьи беды не вызывают никаких сомнений? Взгляни на тех, к кому ломятся из-за их успеха: их душит собственное благополучие. Как много людей, которым богатство в тягость! Как много людей, которых лишают жизненной силы красноречие и ежедневные упражнения, необходимые для того, чтобы продемонстрировать свой талант в лучшем виде! Как много чахнущих от беспрерывных удовольствии! Сколько таких, которым не оставляет никакой свободы напирающая со всех сторон толпа клиентов! Короче говоря, обеги взглядом всех — от безродного до знатного: этот ищет адвоката, а этот — сам адвокат; один обвиняется, другой защищается, третий судит; никто не располагает собой, каждый губит себя ради другого. Спроси о тех, чьи имена заучиваются наизусть, ты увидишь, что они различаются по следующим приметам: этот занимается тем, тот — этим, и никто — самим собой.

Совершенно бессмысленно возмущение некоторых людей, которые жалуются на пренебрежительное к ним отношение со стороны высокопоставленных особ: они, мол, оказались заняты, когда к ним пожелали обратиться за помощью. Но как осмеливается жаловаться на чье-то высокомерие тот, кто для самого себя никогда не имеет времени? И все-таки тебя, кем бы ты ни был, он, пусть и надменным взглядом, хоть раз да удостоил, снизошел обратить слух к твоим словам, взял тебя под свою защиту; а вот ты сам ни разу не удосужился ни взглянуть на себя, ни выслушать себя. А потому у тебя нет никакого основания обязать кого-либо быть внимательным к тебе, так как, настаивая на этом, ты на самом деле не с другим хотел быть, а не мог оставаться с самим собой.

3

Допустим, что все когда-либо блиставшие умы сойдутся в этом вопросе, все равно они никогда не перестанут удивляться такому всеобщему умопомрачению: люди не терпят, чтобы кто-то покушался на их земельные владения, и, если возникает незначительный спор о меже, тут же бросаются за камнями и оружием; однако они позволяют, чтобы другие вторгались в их жизнь, более того — сами впускают к себе ее будущих владельцев; не найдется никого, кто захотел бы раздать свое имущество, но скольким людям каждый из нас раздаривает свою жизнь! Люди прижимисты, когда дело касается денег, но как только доходит до траты времени, они становятся необычайно расточительны, хотя только здесь скупость достойна уважения.

Итак, можно взять кого-нибудь из толпы стариков и сказать ему: «Как мы видим, ты подошел к крайнему пределу человеческого существования, тебя обременяет возраст в сто и более лет: ну-ка подведи итог своей жизни. Подсчитай, сколько