О милосердии - Луций Анней Сенека

Спокойный и не отягощенный заботами человек способен мысленно охватить всю свою жизнь; люди занятые словно находятся под ярмом: не могут отклоняться в сторону и оглядываться. Поэтому их жизнь уходит в пустоту. Сколько бы ты не лил жидкости, это не имеет значения, если у сосуда нет дна, которое удерживало бы налитое и не давало бы ему вытечь, точно так же не важно, сколько отпущено времени, если ему негде задержаться, потому что оно протекает сквозь души, которые у этих людей как треснутые и продырявленные сосуды.

Настоящее очень коротко, так коротко, что иным кажется, что его вовсе не существует, потому что оно всегда в движении, течет и быстро проносится; кончается, прежде чем наступает, и допускает остановку не больше, чем вселенная или небесные тела, которые в своем непрерывном движении никогда не остаются в том же самом месте. Для занятых людей имеет значение только настоящее, которое столь коротко, что не может быть осмысленно; так же и это время ускользает от людей, которые разбрасываются на многие дела.

11

Ты хочешь узнать раз и навсегда, как коротка их жизнь? Посмотри, как страстно они желают жить долго. Дряхлые старики с клятвенными обещаниями вымаливают продления жизни на несколько лет, лживо уверяют самих себя, что они моложе, чем есть на самом деле, услаждают себя этим измышлением и дурачат себя столь охотно, словно обманывают одновременно и смерть. И только когда физическая слабость напомнит им о бренности, они, трепеща от страха, умирают, но так, словно из жизни они не уходят, а их из нее вырывают. Они вопят, что были глупы, что и не жили вовсе и, если только выкарабкаются из болезненного состояния, будут жить, избегая всяких занятий, что напрасно они приобретали то, чем даже и не воспользовались, и что весь их труд пропал впустую.

А почему не должна быть долгой жизнь людей, свободных от всяких дел? Ее не разбазаривают, попусту не тратят; случаю не вверяют, от нее ничего не убывает из-за нерадивости или щедрости, в ней нет ничего ненужного: она вся, так сказать, в получении дохода. И сколь бы малой она ни была, она вполне достаточна, и потому мудрец, когда настанет его последний день, не колеблясь, твердой стопой пойдет навстречу смерти.

12

Ты, возможно, спросишь, каких людей я называют занятыми? Ты не должен думать, что я имею в виду только тех, кого из базилики с трудом изгоняют спущенные на ночь собаки; тех, кого относительно благовидно теснят в толпе их собственных клиентов и весьма бесцеремонно в чужой толпе; тех, кого обязанности гонят из дома стучаться в чужие двери или кому не дает покоя преторская должность, сулящая надежды на бесчестную наживу, которая со временем даст о себе знать, как гнойник. У некоторых людей даже досуг заполнен делами: в своем загородном доме, в собственной постели, в полном уединении, даже вдали от всех дел они сами себе в тягость; их существование — это не столько праздная жизнь, сколько праздное занятие. Свободным от забот ты считаешь того, кто с болезненной нежностью расставляет коринфские сосуды, ценные из-за безумия некоторых людей, и большую часть своих дней тратит на какую-то ржавчину? Кто сидит у борцовской площадки (ибо — какой позор! — нас уже терзают чужеземные пороки) как страстный поклонник юных борцов? Кто свору своих умащенных юнцов разбивает на пары в соответствии с возрастом и цветом? Кто содержит самых модных атлетов?

Что? Ты считаешь свободными от забот тех, кто много часов проводит у парикмахера, выщипывая то, что выросло за ночь, совещаясь по поводу каждого волоска, приводя в порядок растрепанные волосы или, если они поредели, зачесывая их на лоб то так, то этак? О, как они гневаются, если парикмахер был чуточку небрежен, что случается, когда стригут мужчину! Как неистовствуют, если от гривы отрезано что-то лишнее, если что-то не лежит надлежащим образом и не все уложено в правильные завитки! Любой из них допустит беспорядок скорее в государстве, чем в своей прическе! Красотой шевелюры они озабочены больше, чем собственным здоровьем. Они предпочтут быть красивыми, нежели порядочными. И этих людей, занятых исключительно гребнем и зеркалом, ты называешь свободными от забот?

А может быть, тех, кто занят тем, что сочиняет, слушает и заучивает наизусть песни и нелепыми музыкальными модуляциями искажает голос, которому природа дала надлежащее звучание, самое простое и естественное; тех, кто постоянно барабанит пальцами, отбивая про себя ритм песни; но чье пение становится едва слышным всякий раз, как только их пригласят для серьезного дела, чаще всего по случаю прискорбного события? У этих людей не досуг, а бездеятельная занятость. Клянусь Геркулесом, пирушки этих людей я не стал бы считать беззаботным времяпрепровождением, видя, с каким беспокойством они расставляют столовое серебро, с какой тщательностью подпоясывают своих растленных мальчишек, как их волнует, удастся ли повару кабан, с какой резвостью безволосые кинеды бросаются по данному им сигналу подавать на стол, с каким искусством разрезается на соразмерные куски дичь, с каким старанием несчастные малютки-рабы стирают блевотину пьяных: подобным образом приобретается репутация человека утонченного и живущего в роскоши. Этих людей, в каком бы укромном месте они ни оказались, находят присущие им пороки: они уже не могут ни пить, ни есть, если не тешат при этом своего тщеславия.

К людям свободным от забот не причисляя тех, кто в портшезе или на носилках отправляется куда-нибудь на прогулку и появляется в точно установленные часы, словно пренебречь прогулками нельзя, кому постоянно напоминают, когда они должны идти в баню, когда в бассейн, когда принимать пищу: от чрезмерного бездействия изнеженная душа слабеет настолько, что они уже не могут решить самостоятельно, хотят ли они есть. До сих пор слышу, как один из этих любителей наслаждений (если вообще можно назвать наслаждением забвение человеческого образа жизни), после того как его на руках вынесли из бани и усадили в кресло, спросил.: «Я уже сижу?» Ты полагаешь, что человек, не знающий, сидит ли он, в состоянии уразуметь, живет ли он, видит ли, свободен ли от забот? Мне нелегко сказать: более плачевно, если он действительно этого не знает или если только прикидывается, что не знает.

Во многих случаях этим людям в самом деле свойственна забывчивость, но они и нередко изображают ее; некоторые изъяны забавляют их, словно