Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

как сообщается, сорок тысяч) реликвию решено было выставить на Пьяцца-дель-Кастелло, перед нынешним Палаццо Мадама, бывшей резиденцией Савойского дома. Под охраной легкой кавалерии Плащаницу под балдахином перенесли на богато украшенный деревянный помост. «Благодарственные молитвы долетали до небес», – рассказывает очевидец. 25 октября 1578 года по возвращении в Милан один из членов свиты Карло Борромео, будущий кардинал Аугусто Кусано, записал свои восторженные впечатления:

«Удивительно видеть, что это Пресвятое полотно, изготовленное из материи, природу которой мы не знаем, но которая, как полагают, представляет собой лен настолько тонкий, что напоминает шелк, сохраняется целым и невредимым на протяжении 1500 лет. Но еще невероятнее видеть на нем запечатленный образ истинного и естественного тела Господа во всей его форме, несущий приметы и следы шрамов и ран, которые Он претерпел за наши грехи, представленные, говорю я, не человеческим трудом живописца и не целой палитрой красок, но чудесным образом отпечатанные Его телом… со следами всех святейших ран и, более того, драгоценнейшей кровью, которая окрасила и пропитала ткань в стольких местах. […] Именно эти особенности делают эту реликвию не только достойной поклонения, но и уникальной, превосходящей все другие… [Она сама] несет свидетельство своей подлинности, чудесным образом отпечатанное изображение[247]…»

Именно после этого визита стали продавать памятные гравюры с указанием исключительного права герцога Савойского.

Карло Борромео и его окружение

Новое выставление реликвии состоялось четыре года спустя в присутствии Карло Борромео и кардинала-архиепископа Болоньи Габриэле Палеотти. В письме из Милана от 21 июня 1582 года, адресованном конвенту Святой Девы Марии в Монце, Карло Борромео описывает потрясение, которое он испытал при виде Образа Спасителя, когда с Плащаницы сняли покрывало. Этот образ, несомненно, не был и не мог быть картиной:

«Он слишком сильно отличается от того, что умеет и может выполнить рука художника с помощью кистей и мастихинов. […] Ни совершенная рука Микеланджело, ни рука Тициана недостаточно хороши для этих святых форм, которые, хотя и напоминают скорее первый набросок, нежели законченное произведение, настолько живее, что превосходят даже самые совершенные и редкие из их произведений, точно так же как неодушевленное тело превосходится телом настоящим и живым. […]

На правом боку вы могли бы увидеть большое пятно крови и воды, оставленное свирепым и жестоким ударом копья по уже мертвому телу. На левой руке, возле следа гвоздя, сходная отметина. На отпечатках стоп, особенно на отпечатке со спины, а также вокруг головы подобный след, несколько пятен крови, истекшей от уколов шипов; по всему погребенному телу, на всех окровавленных членах следы от ударов, на туловище, на руках, на бедрах, на голенях, а также на икрах и, наконец, на ступнях видны болезненные удары. […] Должно быть, дьявольская ярость нанесла столь жестокие удары, от которых не только посинела кожа, но и из разодранной плоти истекала кровь[248]…»

В 1598 году Альфонсо Палеотти, новый архиепископ Болоньи, сопровождавший Плащаницу в Турин, опубликовал первую книгу о ней, Esplicatione del Sacro Lenzuolo ove fu involto il Signore et delle Piaghe in esso impresse col suo precioso sangue… («Разъяснение о священном полотне, в которое был завернут Господь, и ранах, на нем отпечатанных драгоценной кровью…»). Труд, посвященный папе Клименту VIII, выдержал пять изданий и был переведен на латынь и на немецкий. Его оригинальность в сочетании научных наблюдений с размышлениями богословского характера. Одна из самых удивительных глав посвящена гвоздям, которыми было пробито тело распятого. «Рана видна на стыке руки и кисти, в том месте, которое анатомы называют запястьем, так что тыльная сторона кистей остается без каких-либо повреждений». Автор ссылался на римскую технику распятия, заключавшуюся в прибивании гвоздя в том месте, где «кисть становится толще, а кости крепче. Поэтому кончик гвоздя выступает из тыльной стороны кисти посередине сустава; гвоздь [в ладонях] не мог бы выдержать тяжести тела; он разодрал бы кисть, согласно опытам, произведенным великими живописцами и скульпторами на трупах, которые они использовали в качестве моделей для своих работ». Прекрасное замечание, предвосхищающее наблюдения современных анатомов. Грубый набросок человека Плащаницы, приведенный в книге, ясно показывает гвоздь в запястье правой руки, а не в середине кисти.

Капелла Гварини

Задуманную еще при переносе реликвии в Турин капеллу Святой Плащаницы наконец построил Камилло Гварино Гварини (1624–1683), ученый-архитектор, который был одновременно монахом ордена театинцев, математиком и философом. Это жемчужина пьемонтского барокко. В нее из боковых нефов вели две мраморные лестницы.

«Гварини, – пишет историк Кристиан Регат, – увенчал капеллу головокружительным куполом, который поддерживают три арки, а не четыре, как у всех куполов на свете. Это была и техническая, и эстетическая дерзость. Купол в действительности представлял собой вовсе не полусферу, а необыкновенное переплетение арок уменьшающихся размеров, множество невидимых снизу отверстий между которыми привносили в эту структуру из черного мрамора, символизирующую смерть, свет, символизирующий Воскресение. Снаружи шапка этого фантастического купола приобретает совершенно необычный вид, как и его фонарь, увенчанный уникальным в своем роде трехъярусным шпилем. Этот купол стал одним из самых примечательных характерных элементов городского ландшафта Турина»[249].

Позже здание в стиле барокко соединило дворец со столичной церковью, чтобы герцогское семейство могло проходить туда напрямую. Главный алтарь, предназначенный для реликвария, был произведением преемника Гварини, архитектора Антонио Бертолы. Прежде чем почтенный отрез ткани торжественно перенесли в посвященную ему капеллу, его укрепили снова. Священник городской оратории, блаженный Себастьян Вальфре, пришил вторую черную подкладку к подкладке шамберийских клариссинок.

Когда в июне 1706 года Турин осадили французские войска, Виктор Амадей II, разорвавший союз с Людовиком XIV, чтобы присоединиться к Священной Римской империи, спрятал Плащаницу в Кераско; затем она была эвакуирована на побережье в Онелью, добралась на лодке до Генуи и, наконец, вернулась в вотивную капеллу в пьемонтской столице.

Упадок культа в XVIII и XIX веках

После непрекращающихся паломничеств, когда люди огромными толпами стекались к Плащанице, в XVIII веке ее культ впервые пришел в упадок. В следующем столетии реликвию доставали из ковчега считаное количество раз. Папа Пий VII видел ее трижды: впервые 13 ноября 1804 года, когда остановился в Турине, направляясь из Рима в Париж на коронацию Наполеона I; второй раз – 25 мая 1814 года, на обратном пути, после пребывания в замке Фонтенбло, где он жил в заточении по приказу императора. Несколькими днями ранее, 20 мая, Плащаницу выставляли публично, празднуя возвращение бывшего государя Карла Эммануила IV, который несколько лет назад отрекся от престола в пользу своего брата Виктора Эммануила.

Графиня де Буань, чей отец был послом в Турине, рассказала в своих «Воспоминаниях», что 19 мая 1815 года она присутствовала при извлечении реликвии из золотого ларца, состоявшемся в королевском дворце. Церемонию проводил Пий VII, возвращавшийся в Вечный город после изгнания войск Мюрата:

«Папа несколько раз протянул и убрал руки, как будто боялся прикоснуться к нему, и наконец достал из ларца большой отрез