Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

В Великую субботу 30 марта 2013 года архиепископ Турина Чезаре Носилья вновь организовал выставление реликвии в прямом эфире, как в ноябре 1973 года, на сей раз для больных, по случаю которого папа Франциск выступил с радиообращением.

Два года спустя, с 19 апреля по 24 июня 2015 года, Плащаницу выставляли по случаю двухсотлетия со дня рождения святого Иоанна Боско. При этом присутствовали более двух миллионов паломников и даже некоторые официальные представители ислама в Италии. Приехав в Турин 21–22 июня, папа Франциск отслужил мессу на площади Витторио. Смерть Христа на кресте, заявил он, была «величайшим жестом любви. Святая Плащаница – икона этой любви, которая вновь привлекла столько людей сюда, в Турин». Последние на сегодняшний день выставления были организованы во время пандемии Covid-19: трансляции прошли в Великие субботы 11 апреля 2020 года и 3 апреля 2021 года по телевидению и в социальных сетях.

Таким образом, за несколько десятилетий слава Плащаницы распространилась по всему миру. Спорное радиоуглеродное датирование реликвии в 1988 году, в конце XX и самом начале XXI века, кажется, не просто не навредило народному поклонению, но, напротив, подстегнуло его, чего совершенно не ожидали организаторы этих исследований.

Итак, что же мы узнали из первой части книги, посвященной истории святой Плащаницы? Между ее прибытием в Эдессу в 387–388 году и переносом в Турин, где она хранится по сей день, бесспорно существует определенная преемственность, что подтверждается не только последовательностью событий и свидетельств, но и множеством описаний и иконографических изображений лица человека Плащаницы, причем с начала V века. Это слишком поразительно, чтобы быть случайностью. Мы можем проследить за Плащаницей во всех ее странствиях: Эдесса, Константинополь, парижская Святая капелла, коллегиальная церковь Лире, Женева, Шамбери и, наконец, Турин.

И все же исторический подход не дает нам научной уверенности в том, что драгоценное льняное полотно, столь ревностно почитаемое на протяжении веков, действительно та самая плащаница, в которую 3 апреля 33 года с наступлением темноты в Иерусалиме было завернуто тело Иисуса из Назарета. От этой даты нас отделяет «пробел» более чем в триста пятьдесят лет. До конца IV века о Плащанице ничего не известно. Если бы радиоуглеродное датирование предложило нам не явно ошибочный диапазон 1290–1360 годов, опровергаемый историей, а, например, указало на период правления Феодосия Великого (379–395), было бы неизмеримо сложнее доказать ее подлинность. И нам удастся это сделать только благодаря научному подходу.

Часть вторая

Что говорит наука

Глава IX

Начала истории науки

В конце XIX века с появлением фотографий кавалера Пиа и разрешением одной из главных загадок Плащаницы – инвертированного характера ее отпечатка – статус реликвии изменился. Оставаясь святыней, поклониться которой стекались толпы со всего света, она стала всемирно известным объектом исследований, который отныне будут изучать, придерживаясь строжайшего научного подхода, без каких-либо религиозных или идеологических предрассудков. Именно в то время с развитием критического мышления встал вопрос о ее подлинности и одновременно о личности казненного.

Напомним, что до 1898 года (вероятно, из-за ослабления контраста в эпоху Нового времени) на полотне почти ничего невозможно было различить, за исключением нескольких соломенно-желтых пятен и следов карминно-красной крови. При взгляде с небольшого расстояния мы увидели бы лишь легкие градиентные тени без четких очертаний. Следовало отойти хотя бы на несколько метров, чтобы этот сбивающий с толку эффект исчез.

Инверсия изображения на снимке, превращение светлого в темное было поразительным, совершенно неожиданным феноменом, не «сверхъестественным», но определенно выходящим за рамки привычных явлений природы. Да, со временем картины и фрески разрушаются, создается впечатление, будто бледные цвета темнеют или наоборот, но картины и фрески не дают примера столь полного и отчетливого преображения. Контраст между двумя изображениями тем поразительнее, что фотографии кавалера Пиа оказались неизмеримо более красноречивы, чем то, что прежде мог воспринять человеческий глаз. Они как будто несли в себе новые, или, точнее, скрытые, с трудом поддающиеся расшифровке данные, за счет которых возникает это поразительное впечатление объемного изображения.

Хотя Плащаницу нельзя считать «фотонегативом» в строгом смысле слова, у нее есть почти все его характерные особенности, по крайней мере в том, что касается отпечатка тела. Пятна крови в отличие от него представляют собой просто-напросто следы свернувшихся сгустков, пропитавших полотно, и не были вовлечены в загадочный процесс формирования изображения, которое мы наблюдаем как ортогональную проекцию без боковых отпечатков. Кровавые следы – позитивные цветные изображения карминно-красного цвета – расположены там, где ткань прилегала к телу, в том числе и с боков, и поэтому на развернутом полотне оказываются деформированы. Некоторые из них, появившиеся в области лица, сместились таким образом в область волос. Фотографии Секондо Пиа позволяют провести четкое различие между двумя отпечатками и осознать, что отпечаток тела появился уже после первого, контактного, отпечатка, оставленного кровью. Словом, значение ключевого открытия 1898 года невозможно переоценить.

«Представим на мгновение, – замечает Жан Дартиг, – что было бы, если бы современная цифровая фотография появилась, минуя стадию аналоговой: негатива с Туринской плащаницы не было бы вовсе, и мы никогда бы не узнали о существовании „человека Плащаницы“ и не увидели бы всех деталей, которые скрывает полотно. В этом контексте Плащаница заинтересовала бы лишь горстку редких специалистов и осталась бы лежать в своем реликварии, так и не вызвав всех современных дискуссий»[253].

На рубеже XIX и ХХ веков это уникальное историческое произведение, смущающее умы поистине экстраординарными данными, содержащимися в нем, стало объектом междисциплинарных исследований, что породило множество плодотворных обсуждений. Впрочем, некоторые позитивисты, ученые и рационалисты, для которых Плащаница по определению могла быть только подделкой, созданной каким-то религиозным фанатиком во времена полного мракобесия, реагировали иррационально, распространяя злостные инсинуации и ввязываясь в ожесточенные споры. В частности, во Франции, где синдонологические исследования приобрели серьезный размах, отмечался период антирелигиозных страстей, кульминацией которого стала деятельность кабинета Эмиля Комба (июнь 1902 – январь 1905), а также закон о разделении церквей и государства (декабрь 1905) и опись церковного имущества (зима-весна 1906). Все это излишне обостряло дискуссии.

Одни авторы-католики, например аббат Ногье де Малиже[254], чартист Артур Лот[255], Рене Кольсон[256] или отец А. Эшбах[257], встретили фотографии кавалера Пиа с энтузиазмом, другие же, напротив, сразу выразили свой скептицизм. В числе последних были болландисты, журнал Revue Biblique и иезуит Герберт Терстон, англичанин, специалист по физическим явлениям мистицизма и один из главных авторов Католической энциклопедии (Catholic Encyclopedia, 1907–1914)[258].

Еще в 1899 году каноник Улисс Шевалье (1841–1923), ученый-медиевист, в брошюре объемом около тридцати страниц уверял, что плащаница, появившаяся в Шампани в середине XV века, была лишь «копией, созданной рукой человека». За брошюрой последовали три другие работы его авторства, обогащенные новыми документальными источниками и поддерживающие тот же тезис: «Критическое исследование происхождения Святой Плащаницы из Лире, Шамбери и Турина» (Étude