Туринская плащаница. Свидетель Страстей Христовых - Жан-Кристиан Птифис

раз гвоздь входил в область, называемый анатомами пространством Десто[265], не сокрушив, как предвещало Писание, ни одной из костей, которые его окружают[266]. Пьер Барбе считал, что римские палачи, обученные этому виду смертной казни, прекрасно знали о существовании этого «заранее сформированного анатомического прохода», обеспечивавшего умеренное кровотечение в силу отсутствия артерий.

Часто возражают, что стигматы святых, начиная с Франциска Ассизского, расположены на ладони, однако это не следует принимать во внимание. Это физические феномены мистицизма, чудесное или психосоматическое происхождение нам здесь обсуждать не следует. Они никак не связаны с историей (как и явления Богородицы, внешность и речь которой зависит от того, кому она является и в какой стране). Они не могут, как говорит Барбе, «что-либо сообщить о местоположении или форме ран от распятия»[267].

Эксперименты проницательного хирурга из больницы Святого Иосифа разрешили еще одну любопытную загадку: отсутствие больших пальцев на руках человека Плащаницы.

«Я производил опыты, – продолжает он, – на еще живых руках, сразу после ампутации. Еще в первый раз – и впоследствии регулярно – я заметил, что в момент, когда гвоздь проходит сквозь передние мягкие ткани и ладонь находится ниже, большой палец внезапно сгибается и заворачивается к ладони за счет сокращения приводящих мышц, тогда как четыре оставшихся пальца сгибаются очень незначительно, вероятно, из-за механической возбудимости сухожилий длинных сгибателей»[268].

Этот механический стимул возникал в момент повреждения гвоздем срединного нерва, что вызывало не только подворачивание большого пальца, но и жгучую боль.

Рассматривая причины смерти распятых, Пьер Барбе выделил две основные. Первая – механическая блокировка грудной клетки из-за того, что на руки, зафиксированные в вытянутом и приподнятом положении, приходится вес тянущего вниз тела. Вторая – невыносимые судороги дыхательных, а затем и грудных, грудино-ключично-сосцевидных и межреберных мышц, вытягивающих грудину вперед и заставляющих эпигастральную область втягиваться. В результате постепенно наступает асфиксия, содержание кислорода в крови падает, а углекислого газа возрастает, что вызывает ацидоз, состояние, характеризующееся чрезмерным потоотделением, а также усилением обезвоживания и мышечных судорог.

Чтобы инстинктивно избежать смерти и набрать воздуха, осужденный вынужден подтягиваться и опираться на гвозди, пронзающие его ноги. Боль настолько сильна, что несчастный тут же снова обвисает. По рукам струится кровь. Пьер Барбе описал эти чередующиеся фазы подтягивания и обвисания, обозначившиеся на Плащанице следами крови на руках, идущими в двух направлениях. Разве средневековый фальсификатор мог представить себе такие подробности, если в то время о процессе свертывания крови ничего не было известно? Ни одному художнику, даже мастеру гиперреализма, не удалось бы воспроизвести такую клинически точную картину.

Рана на ногах также показалась Барбе информативной: она демонстрировала, что кровь обильно стекала к пяткам, явление, которое, должно быть, имело место при транспортировке тела после снятия с креста.

Да, это Плащаница Христа!

Большинство этих анатомических наблюдений в принципе применимы к любому распятому человеку, но есть два исключения: 1) Кровавые следы от тернового венца: нам неизвестно ни об одном казненном, кроме Христа, на которого его надевали бы. Это было частью весьма специфического исторического контекста – римского суда и презрительного отношения Понтия Пилата к первосвященникам, которых он хотел унизить через Иисуса, чья жизнь для него не имела значения (сцена Ecce homo, табличка-титло на кресте: «Царь Иудейский»); 2) Удар копья, показавший, что казненный умер быстрее, чем ожидалось, из-за физического истощения. Обычно по голеням наносили удар дубиной или железным прутом, чтобы сломать их и тем самым добить умирающего: именно к этому приему (crurifragium) римские солдаты прибегли в случае двух разбойников, но не Иисуса. Святой Иоанн Богослов, свидетель казни, поясняет: «Итак пришли воины, и у первого перебили голени, и у другого, распятого с Ним. Но, придя к Иисусу, как увидели Его уже умершим, не перебили у Него голеней, но один из воинов копьем пронзил Ему ребра» (Ин. 19:32–35). След от удара копья прекрасно читается на полотне, несмотря на то что оно, к сожалению, пострадало при пожаре в Шамбери в 1532 году.

Солдат нанес удар наискосок, как уточняет Барбе, в соответствии с приемом, которым владели воины и гладиаторы: чтобы оно вошло в сердце, его направляли в правый бок, незащищенной щитом, а точнее, в пятое межреберье. Затем острие достигло сердца, пронзив правое предсердие, из которого вытекла кровь. Святой Иоанн стал свидетелем явления, которому он придал символическое значение: он увидел, как из раны сразу же хлынули «кровь и вода» (Ин. 19:35). Вооружившись большим ножом для ампутаций, хирург воспроизвел предполагаемый путь копья на телах, предназначенных для вскрытия: он отметил, что вместе с кровью всегда вытекает перикардиальная жидкость, напоминающая воду. Рассуждая по поводу происхождения этого скопления жидкости, он признал наиболее вероятной гипотезу его друга профессора Джудики, специалиста по патологической анатомии из Миланского университета. По-видимому, это был «травматический серозный перикардит, вызванный побоями и особенно жестоким бичеванием в претории, когда удары попадали по грудной клетке. Такие удары могли вызвать перикардит, который после очень короткой стадии гиперемии, часто не превышающей нескольких часов, приводит к быстрому и обильному накоплению серозного экссудата»[269].

В своей основополагающей работе «Страсти Господа нашего Иисуса Христа по хирургу» Пьер Барбе тоже задавался вопросом формирования образа. Его не убедила теория Поля Виньона, основанная на потемнении алоэ, которым якобы было пропитано полотно, вызванном парами аммиака вследствие расщепления мочевины пота и крови. По его словам, экспериментальные доказательства отсутствовали.

Его, однако, заинтересовала другая гипотеза, которую в 1942 году выдвинул его друг Жан Фолькрингер, главный фармацевт больницы Святого Иосифа. Фолькрингера поразило сходство между отпечатками Плащаницы и отпечатками в старых гербариях, очень точно воспроизводящими контуры и жилки растений в негативе цвета сепии. Целлюлоза разлагалась, и под воздействием молочной кислоты, содержащейся в клетках растения, возникало изображение. Это природное явление, дававшее впечатление рельефности, наблюдалось лишь по прошествии нескольких лет[270]. Негативные снимки этих давно исчезнувших высушенных растений давали отпечатки, близкие к отпечатку Плащаницы. Так, быть может, то, что верно для растений, верно и для человека? Он сам замечал появление по прошествии долгого времени следов пота на фланелевой нижней рубашке, оставленной в шкафу нестиранной! А в случае с Плащаницей целлюлоза льняного полотна, вероятно, разложилась под воздействием смеси пота и ароматических испарений.

И все же Барбе – и не он один – не мог официально принять эту гипотезу. Ведь тело провело в плащанице всего несколько часов, а не лет! Он считал, что на данном этапе исследований никто не может дать удовлетворительного объяснения, и потому настаивал на новом изучении полотна и новых экспертных заключениях.

Глава X

Великое предприятие (1973–1988)

Зарождение синдонологии

Благодаря превосходным данным, которые в 1930-х годах удалось получить с помощью снимков Пиа и Энрие, в 1939 году в Турине состоялся первый международный конгресс. Так официально зародилась