Искусство просвещать. Практическая культурология для педагогов и родителей - Евгений Александрович Ямбург

в том, что, ощутив себя счастливым человеком, Гера все время «треплется», спеша облечь в слова свое ощущение полноты бытия, а Панюков по большей части молчит или нехотя цедит слова сквозь зубы. Тому есть веские причины. Как-то на околице, восхитившись видом деревни, окутанной розовым предрассветным туманом, Гера поспешил высказать Панюкову свои восторги. В ответ тот, человек земной, поведал Гере библейскую историю этой деревни, переиначенную на свой лад: «Если о нас когда-нибудь напишут священное писание, там будет так написано: Иван споил Ерему, Ерема споил Фому, Фома споил Никиту и братьев его. Михаил споил Василия, Василий, тот – Елену, а уж Елена – та споила всех остальных… На этом наше священное писание закончится, потому что писать будет больше некому и не о ком».

«Скучно это все», – завершает Панюков свою деревенскую сагу. Как это скучно? Жуткие подробности гибели каждого конкретного мужика леденят кровь. Скучно, ибо от этих историй, от такой правды, охватывает безнадежная тоска, парализующая волю, лишающая надежды на какие-либо изменения к лучшему. Так было, так есть, и так будет впредь, рыпаться бесполезно и бессмысленно. Но Панюков как раз пытается рыпаться, упрямо идя наперекор российской безнадеге.

Оба, Панюков и Гера, терпят фиаско своей идеальной любви. Причины стары, как мир: ревность, замкнутость на себе и неумение проговорить с любимой возникшие подозрения.

Панюков приревновал Саню к сильно пьющему ветеринару. По совету Вовы он, непьющий, приняла на грудь портвейна и насильно овладел Саней буквально накануне свадьбы. Саня не простила и ушла навсегда. Сорвавшись в Москву, Гера застает Таню обрезающей ногти на ногах какому-то старику. Это тот самый учитель, с которым она была когда-то близка, но до сих пор продолжает ухаживать за теперь уже одряхлевшим одиноким профессором. Гера не переносит «измены». Попытка профессора встретиться с Герой и объяснить, что былой близости нет и в помине, что дни его сочтены, что надо чуть-чуть потерпеть, не приносят результата.

Финал романа поразительным образом совпадает с финалом романы «Юби».

«В ушах стучал легкий и быстрый молоток, гудел над голубым асфальтом жаркий воздух, и стрекоза звенела в воздухе так глухо, словно бы где-то далеко, в нездешнем мире, – и вдруг звон крыльев стрекозы стал громок; прозрачные и желтые, они уже дрожали перед самыми глазами Геры. Повиснув в воздухе, стрекоза развернулась к нему лицом, и Гера заглянул в ее глаза». Да-да, тот самый

Самолет-стрекоза

принесет чудеса,

распахните глаза

в небеса, в небеса…

Там звенит, как оса,

Самолет-стрекоза.

Год спустя в армии не Гера, а теперь уже Герасим – на бронетранспортере, который входит в ущелье. Не в то ли самое, в котором таилась семья Лали? Перекуривая на броне, Герасим видит прозрачный желтый сгусток горячего воздуха, который оборачивается стрекозой! Не тот ли это вертолет, на котором летчик спас семью Лали, за исключением бабушки, которая умерла от голода, не выдержав тягот «маленькой» гибридной войны?

P. S. Что это было? С языка чуть не сорвалась оговорка по Фрейду, а точнее, по Ленину. Так и тянуло назвать коллективного автора эпопеи «Имярек как зеркало русской революции». Забавно, что в название знаменитой ленинской статьи вкралась элементарная школьная ошибка. В данном случае запятая перед «как» не ставится. Но никто не решился на протяжении всего существования империи поправить ее красной ручкой. (Прямо по песне Александра Галича: «Я научность марксистскую пестовал, даже точками в строчке не брезговал»[52].)

Нет, педагогический триптих отнюдь не зеркало. Слишком долгое разглядывание себя в зеркале чрезвычайно опасно, ибо поднимает со дна души нарциссизм. Что и происходит сегодня с нелегкой руки присяжных идеологов.

Нет, здесь другое. Все три автора, не сговариваясь, шагнули в зазеркалье, произведя там диагностику кровотока русской жизни. Медики в курсе, что движение крови по сосудам зависит от сопротивления стенок сосудов и вязкости самой крови. Кровь движется из области высокого давления в область низкого.

Писатели-диагносты обнаружили явное нарушение кровообращения в сосудах головного мозга, следствием которого является искажение и потеря исторической памяти.

Повышенная вязкость крови, естественное следствие вязкой лжи и вяжущего страха, грозит аритмией и внезапной остановкой сердца. Таков писательский эпикриз, фиксирующий текущее состояние народного тела. Есть от чего прийти в отчаяние.

Но надежда умирает последней. В чем же она? В просвещении вступающих в жизнь новых поколений. Закономерно, что все три автора пристально вглядываются в лица молодых. Разумеется, с позиции высоколобого интеллектуала упование на просвещение выглядит смешным и наивным. Но именно в этом авторы предложенного триптиха видят свою миссию в культуре.

А кто-то сегодня может предложить иную культурологическую стратегию лечения, исключающую, не дай-то бог, хирургическое вмешательство? Ну-ну! Как убежденно восклицал в таких случаях К. С. Станиславский: «Не верю!»

Очевидно, что подлинная литература не утеряла своего воспитательного потенциала. Отдавая себе в этом отчет, важно помнить, что современные подростки действительно изменились. Они уже не будут довольствоваться ролью пассивных реципиентов воздействия педагога. Молодые люди жаждут активно участвовать в выработке собственного мировосприятия и имеют на это право. Отсюда правы те психологи, которые настаивают на приоритете системно-деятельностного подхода в воспитании подростков.

На практике это означает, что замечательные тексты, о которых шла речь выше, западут в душу подростков, коль скоро они будут превращены в инсценировки, позволяющие юным актерам прожить и прочувствовать драматические коллизии, которые переживают литературные герои.

Но драматизация – не единственный способ втягивания подростков в живую ткань культурного процесса. Не менее действенным инструментом, побуждающим молодых людей к увлекательному погружению в культурный слой, является их участие в проектной деятельности. Особенно ценно, когда интересный проект осуществляется в сотворчестве с реальными, активно действующими создателями современной культуры, определяющими ее магистральное развитие. Нашим детям повезло.

Герой НАШЕГО времени. Школьный проект

Как мне быть с тобой, эгоизм любви,

Как мне быть с тобой, эгоизм печали —

Пара бесов, с коими визави

Я сижу ночами?

Дитрий Быков[53]

М. Ю. Лермонтов – предтеча литературы non-fiction

Герой в нашем понимании – человек, совершивший подвиг, часто ценой самоотверженной жертвы, отдавший жизнь за правое дело. На таких примерах принято воспитывать подрастающее поколение. Между тем русская классическая литература знает иную, не столь однозначную трактовку определения героя. Чтобы убедиться в этом, достаточно открыть предисловие к «Герою нашего времени» М. Ю. Лермонтова, мимо которого часто проходят учителя и их воспитанники.

«Эта книга испытала на себе еще недавно несчастную доверчивость некоторых читателей и даже журналов к