Эмигрантские тетради: Исход - Федор Васильевич Челноков

Приписав овацию исключительно своим талантам, эта дама решила ехать в Загреб, Любляны и еще целый ряд городов во вновь присоединенных областях. В Загребе, старом, культурном городе, ей удалось надуть публику. Сбор с одного концерта дал 8000 корон, но, увы, после него в газетах появилась маленькая заметка, гласившая, что это не только не артистическое представление, а просто кафешантанное упражнение – и то самого низкого разбора. Заметка сделала то, что, куда бы она ни приезжала, публика отсутствовала, и загребские 8000 обратились в воспоминания, а Охотникову пришлось приплачивать еще из своего кармана. Мы с Михаилом Васильевичем всячески старались отговорить [ее] от этой авантюры, она же с необыкновенным цинизмом оправдывала свою фантазию – и заслуженно нарвалась. А бедный М. М. Охотников, деликатный, отлично воспитанный, на затеи жены смотрел с отвращением, можно сказать, что его всего корежило, но, не ввязываясь в эти дела, ее отговорить тоже не мог.

Очевидно, вся их жизнь была полна такими происшествиями, и потому в дому ла́ду быть не могло. Не будучи поклонником новой литературы, я не был знаком с ее произведениями, но псевдоним ее был известен, и произведения ее не ругались. Однажды она познакомила Михаила Васильевича с задуманным ей новым романом. Потом он передавал мне, что поставил ей вопрос: где и при каких условиях пришлось ей познакомиться со всем тем развратом, который она собиралась отобразить? Ответ был, что жизнь всему учит. Учит-то, может быть, и учит, но на кой черт переносить всю эту гадость на бумагу?

Такова была мадам Охотникова, но зато девочки у нее были славные. Они вели их домашнее хозяйство, и иногда присылали пригласительные билеты на их обеды, и кормили нас стерлядями, которые в Белграде хороши и недороги, а за это мы угощали их очень сладким какао и кондитерскими пирожками. Учиться они ничему не учились, и трудно было это организовать в Сербии, отправить же за границу было невозможно за отсутствием средств. Младшая дочь их осталась в Курской губернии, и Михаил Михайлович стремился выручить ее оттуда, но это было невероятно трудно и из-за средств, и общего положения. Денег же у него было всего тысяч 15 динаров, нажитых посредством льготного размена. А были они богатые люди, было у них старинное имение, дававшее до 80 000 дохода, были лошади, автомобили, сам он был председателем Тамбовской земской управы, несмотря на свои 33 года. Питер был полон родни, жизнь улыбалась ему полной улыбкой.

Теперь же он был секретарем Русской секции, и вечерние его визиты носили и деловой характер, только со своей работой он справлялся довольно небрежно, чем Сенатор был всегда недоволен. Он хотел, чтобы протоколы заседаний писались начерно, а потом переписывались начисто, а Михаил Васильевич находил, что время и бумагу напрасно тратить не стоит и надо писать их начисто во время заседания. Сенатор, подчиняясь Михаилу Васильевичу, не ворчал громко, но зато мне высказывался потом, что Михаил Васильевич человек очень талантливый, но легкомысленный. Михаил Михайлович пристроился еще в посольстве, занимаясь там часа два в день регистрацией прибывавших беженцев. Эта работа не оплачивалась, но зато он ежедневно бывал в посольстве, что давало ему возможность пользоваться льготным разменом тем больше, что и раньше был он близок с Пилехиным, а теперь это зависело от него. Компания же Охотникова была велика. Он устроился в прекрасной квартире, красиво обставленной, и жил, не отказывая себе ни в чем.

Благодаря Сенатору, искавшему себе квартиру, мы попали в осаду монахами, которая продолжалась несколько дней, но зато мы узнали кое-что интересное. Во время этих поисков Сенатор познакомился с настоятелем Дечанского монастыря, славящегося на весь полуостров своей древностью и святыней. Познакомившись с Сенатором, монах от него узнал о Михаиле Васильевиче как о московском Городском Голове, узнал, что и Бобринский, товарищ председателя Государственной Думы с нами. [Монах] под предлогом, что ищет квартиру Сенатору, повадился вечерами ходить к нам пить чай. Цель же своих визитов он раскрывал постепенно, она была интересна, и мы получили возможность взглянуть на людей этой «касты». Он рассказал нам, что Дечанский монастырь пришел в великий упадок, благодаря тому, что сербы не имеют никакой склонности к монастырской жизни.

В монастыре жило всего несколько древних стариков, которые ни молиться, ни работать не могли. Монастырь же с древних времен был обеспечен обширными и плодородными землями, не приносившими теперь ничего, надо было только найти предприимчивых людей – и благосостояние их было бы обеспечено, тем больше, что слава монастыря утвердилась в стране с незапамятных времен. Про такое положение пронюхал наш гость, звали его, кажется, отец Амвросий, и вот лет 15 или 20 до войны через наше правительство он подъехал к сербскому и учинил с ним формальный договор, заключавшийся в том, что сей отец брался доставить в этот монастырь партию русских монахов, которые должны восстановить монастырь, производя в нем службу, словом не дать пропасть этой святыне.

Лежит этот монастырь далеко на юге от Белграда, недалеко от Черногорской границы, но далеко от глаз правительства. За свои труды монахи на условии полной автономии пользовались как монастырем, так и его угодьями. Эта комбинация удалась Амвросию, и он получил от сербов соответствующую бумагу. Он набрал в России нужный комплект монахов и устроился как у себя дома. Дела их пошли отлично, монастырь отремонтирован, земли обработаны, в Россию пошли воззвания о пожертвованиях, потекли деньги в монастырскую кассу, а монахи стали кататься как сыр в масле тем больше, что сербы, не любя ходить в церковь, любят поддерживать ее материально, а как только в монастыре завелся настоящий хозяин, симпатии населения пошли ему навстречу.

Но случилась беда, грянула война, в страну ворвались болгары и австрийцы, добрались они и до монастыря. Монахи организовали защиту из окрестного населения, но это не могло долго продолжаться, монастырь принужден был сдаться, явились болгары и захотели украсть мощи царя Ду́шана, уважаемого всей Сербией. Но хитрый настоятель устроил так, что автомобиль, на который были уж положены мощи, отъехав недалеко от монастыря, испортился и поневоле пришлось вернуть [их] монастырю обратно. После болгар явились австрияки и забрали в плен всю братию вместе с настоятелем, они отправили их в крепость Петроварден и там заключили.

Пришла монахам жизнь плохая. Захваченные деньги быстро таяли. Из крепости переправили их еще дальше внутрь страны, и так они мыкались до окончания войны, после чего вернулись в Сербию без гроша денег, открыли сапожную мастерскую, устроившись в подвале. Начали проситься обратно в монастырь, подали прошение, а оно попало под сукно. Прошли благодарные времена, когда