Лейтенант Шмидт. Герой или авантюрист? (Собрание сочинений) - Владимир Виленович Шигин

воспаленным воображением уже рисует необозримые перспективы. За ночь он пишет воззвание к офицерам флота. Вот некоторые строки из этого обращения: «Вы не можете не знать, что правительство, навязавшее стране неслыханно-позорную войну, продолжает душить свой народ, стремящийся сбросить цепи тысячелетнего рабства… Как часть российских вооруженных сил, вы не можете не знать, что многое от вас зависит в завязавшейся кровавой борьбе. Как русские люди, вы не можете желать зла своему народу, желать видеть его несчастным и порабощенным. Составляйте петиции на Высочайшее имя! Просите, умоляйте, требуйте у Государя Императора дарования действительно конституционных гарантий, давно составляющих неотъемлемую собственность всех культурных народов… Организуйтесь и присоединяйтесь к нам". «Союз офицеров – друзей народа».

Не знаю, поддержали или нет остальные члены новоявленного «Союза» текст обращения, но, наверняка, ознакомившись с текстом, они убедились в том, что дальнейшее соучастие в подобной деятельности неминуемо приведет их к суду офицерской чести, и в условиях продолжающейся войны к военно-полевому суду со всеми вытекающими отсюда последствиями… Я обратился к этому эпизоду в биографии адмирала Дмитрия Вердеревского, официально нигде не отраженному, не столько из нежелания подтвердить его столь раннюю революционность и приверженность к демократическим переменам в обществе, сколько из убеждения в весьма сомнительной чести связывать ему свое имя с именем Петра Шмидта…» Отметим, что помимо «демократов» Шмидта и Вердеревского в то время в Севастополе обитал еще один офицер-«демократ» лейтенант Александр Немитц (Биберштейн).

О масонстве Шмидта нам ничего не известно. Зато и Немитц, и в особенности Вердеревский были масонами, причем далеко не рядовыми. История Александра Немитца требует отдельного повествования. Здесь отметим лишь то, что он после подавления мятежа «Очакова», «вдруг» оказался защитником отданных под суд участников мятежа. Шмидта и его трех ближайших соратников Немитцу от смертной казни спасти не удалось, но матроса Исаака Уланского (который во время мятежа был объявлен командиром «крейсера «Очаков»!) он все же спас. Интересен для нас Немитц и тем, что в 1917 году его будет связывать большая личная дружба с комиссаром Черноморского флота (уже известным нам по событиям на «Памяти Азова») Фундаминским. В ту пору сам Немитц уже будет контр-адмиралом, назначенным масоном Керенским командовать Черноморским флотом. Что это, совпадение или некая неведомая нам закономерность?

Исследователь жизни А. Немитца капитан 2 ранга Б. Никольский в своем труде «Последние рыцари» пишет: «На всех выходах в море Фундаминский находился рядом с командующим (т. е. с Немитцем – В.Ш.) и по всему было заметно, что они сработались. Редчайший случай в истории армии и флота жены командующего и комиссара с первой же встречи стали неразлучными подругами. Амалия Гавронская, жена Ильи Исидоровича и Анастасия Врубель – супруга Александра Немитца имели общих знакомых в Москве и Одессе да и, похоже, посещали одну московскую синагогу, так что можно считать, что их связывали общие интересы, и на своем уровне они очень рельефно вписывались в обстановку флота и города".

О лейтенанте Вердеревском следует сказать, что он принадлежал к высшим чинам масонской иерархии. Он являлся членом масонского Верховного Совета, ложи Великого Востока Франции, ложи «Астрея», ложи «Юпитер», (досточтимый мастер этой ложи с 1931 года), ареопагов «Лютеция» и «Ordo abChao», депутатом ложи и 2-й охранителем входов. Как и Немитц, в том же 1917 году, с подачи Керенского, Вердеревский станет командующим Балтийским флотом, а затем шагнет и выше. Весьма тесными были связи Вердеревского и с масоном-эсером Фундаминским, причем еще с 1904–1905 годов, когда они и Петр Шмидт встречались в Одессе и Севастополе. Со Шмидтом все понятно, в ноябре 1905 года он сыграет отведенную ему роль, после чего его «сдадут» властям, увековечив нимбом героя-мученика. Ну, а Вердеревский и Фундаминский? По какой-то невероятной случайности оба они оказываются в момент мятежа на балтийском крейсере «Память Азова». Причем один совсем недавно был переведен на него служить, а второй, изо всех сил, торопится туда же, чтобы возглавить политическое руководство мятежом по прошлогоднему сценарию броненосца «Потемкин». Два друга масона с опытом «революционной борьбы» на Черноморском флоте, вдруг одновременно "случайно" оказываются на мятежном крейсере уже на Балтийском флоте! Читатель верит в такие совпадения? Я нет! Но что-то на этот раз пошло не так, как задумывалось. Может, всему виной было опоздание Фундаминского, который не успел появиться на борту «Памяти Азова» в нужный срок, а опытный и неглупый Вердеревский, оценив ситуацию, понял, что неуправляемая банда матросов обречена на поражение. Да и общая революционная ситуация на Балтике летом 1906 года тоже не обещала победы. Именно поэтому Вердеревский не выходит, как его друг и соратник Петр Шмидт на первый план, а остается в тени среди других офицеров (действуя в данном случае в лучших традициях масонов!). Случайное же ранение дает ему абсолютное алиби в непричастности к кровавым событиям и возможность, как ни в чем не бывало продолжать свою карьеру до 1917 года, когда настанет его звездный час. Печально, но всех тайн мятежа на крейсерах «Очаков» и «Память Азова» мы, скорее всего, так никогда и не узнаем…

О финале идеи шмидтовского "Союза офицеров" и запоздалом прозрении Петра Петровича более чем убедительно написал его сын: "Я вспомнил о знаменитом «союзе» и спросил отца о позиции, занимаемой его членами. Отец помолчал, потом горько усмехнулся и спросил:

– Помнишь мои слова: «Союз» – это лейтенант Шмидт?»

– Помню.

– Ну, так забудь, что в этом союзе были люди, кроме меня. Я воспользовался бы их помощью или тогда, когда б мог ручаться головой за полную для них безопасность, или же…

– Или? – вопросительно повторил я.

– Или… если бы они сами предложили мне свою помощь, – закончил отец с усилием.

Он отвернулся, но я заметил, как по щеке его поползла тяжелая, одинокая слеза…"

Что и говорить, подельники Шмидта были людьми весьма не глупыми. Заметим, что их не обманула даже эйфория октябрьской вседозволенности в Севастополе. Все они прекрасно понимали, что это явление временное и скоро начнется закручивание гаек. Говорили ли они об этом Шмидту, мы не знаем. Думаю, что все же говорили. Но тот был уже упоен своей популярностью, и как ему казалось, величием. Когда же он огляделся по сторонам, то увидел, что никого в реальности рядом с ним и не осталось. Это был первый звонок, который Петр Петрович так и не услышал. "Одинокой слезой" он заплакал о сбежавших соратниках уже в адмиральском салоне "Очакова", но было уже поздно.

* * *

Но вернемся опять в май 1905 года. 15 мая 1905 года Евгений Шмидт считал одним из страшных, роковых в жизни своего отца.