Великая катастрофа 1929 года - Джон Кеннет Гэлбрейт

находятся за пределами понимания сенаторов. В качестве альтернативы он намекал, что это вещи, понятные любому разумному школьнику, и ему было тяжело объяснять очевидное. Он был настолько неблагоразумен, что вступил в дискуссию о личных экономических взглядах с сенатором Смитом У. Брукхартом от Айовы, одним из членов комитета, который свято верил, что биржа – это изобретение дьявола. Уитни утверждал, что ответственность за нынешние тяжёлые времена несёт правительство, а не Уолл-стрит, и что, по его мнению, именно правительство может внести наибольший вклад в восстановление экономики, сбалансировав бюджет и тем самым восстановив доверие. Для балансировки бюджета он рекомендовал сократить пенсии и пособия ветеранам, не имеющим инвалидности, связанной с военной службой, а также все государственные зарплаты. На вопрос о сокращении собственной зарплаты он ответил отрицательно — она «очень незначительна». Когда его спросили о сумме, он сказал, что в настоящее время она составляет всего около 60 000 долларов. Члены комитета обратили его внимание на то, что это в шесть раз больше, чем получает сенатор, но Уитни твёрдо стоял на позиции сокращения государственных зарплат, включая зарплаты сенаторов. 16

Несмотря на манеру поведения Уитни, а может быть, и благодаря ей, несколько дней допросов не дали практически никаких доказательств правонарушений и не выявили виновных. До краха Уитни в целом слышал о синдикатах и пулах, но не мог сообщить никаких подробностей. Он неоднократно заверял комитет, что биржа держит эти и другие вопросы под полным контролем. Он возразил сенатору Брукхарту, что рынок — это ад для азартных игр и его следует закрыть на замок. В конце концов, Уитни был отпущен, прежде чем он успел закончить свои показания.

Когда допрос Уитни показал явную непродуктивность, комитет обратился к известным рыночным дельцам. Результаты их также оказались разочаровывающими. Удалось доказать лишь то, что всем было известно, а именно, что Бернард Э. («Бен Продай их») Смит, М. Дж. Михан, Артур У. Каттен, Гарри Ф. Синклер, Перси А. Рокфеллер и другие участвовали в масштабных операциях по фальсификации рынка. Например, было доказано, что Гарри Ф. Синклер участвовал в особенно масштабных операциях в компании Sinclair Consolidated Oil. Это было очень похоже на отождествление Уильяма З. Фостера с Коммунистической партией. Невозможно было представить себе Гарри Синклера, не замешанного в каких-то сложных финансовых махинациях. Более того, сколь бы предосудительна ни была эта деятельность, всего три года назад на неё смотрели с восхищением и замиранием сердца. Проблема здесь была отчасти схожа с той, что возникла во время великой охоты на красных в конце сороковых годов. Затем было постоянное смущение из-за того, как мало времени прошло с тех пор, как Красная Россия была нашим доблестным советским союзником.

Правда, крупные игроки, какими они предстали на свидетельском месте, не представляли собой особенно привлекательной группы. Как уже отмечалось, память Артура Каттена была крайне ущербной. М. Дж. Михан был болен и по ошибке уехал за границу, хотя должен был ехать в Вашингтон. (Позже он любезно извинился за эту ошибку.) Мало кто из остальных мог вспомнить о своих операциях, какими бы наполеоновскими они ни казались. Но людей нельзя судить за непривлекательность. А сомнительное поведение и плохая память биржевых дельцов не имели прямого отношения к репутации Нью-Йоркской фондовой биржи. Можно иметь дурное мнение о спекулянтах, информаторах и букмекерах, не думая при этом о Черчилле Даунсе.

В прежние времена, когда фондовый рынок был неспокойным, биржевые фирмы терпели крах, порой десятками. Осенью 1929 года банкротства были незначительными. В первую неделю краха ни одна фирма-член Нью-Йоркской фондовой биржи не была вынуждена приостановить свою деятельность; лишь одна небольшая фирма-член обанкротилась в период паники. Были некоторые жалобы клиентов на плохое обращение. Но было больше клиентов, которых в худшие дни брокеры выручали после того, как их маржа была снижена или исчерпана. Стандарты коммерческой морали членов биржи, по-видимому, были на уровне среднего уровня конца двадцатых годов. Возможно, они были гораздо более строгими. Это, по-видимому, наиболее очевидное объяснение того, почему биржа и ее члены так хорошо пережили расследования тридцатых годов. Они не вышли из них невредимыми, но и не подверглись порицанию, сравнимому, скажем, с порицанием крупных банкиров. В ходе расследования Конгресса на бирже не было обнаружено ни одного вопиющего злодея, способного стать символом паршивой овцы. Затем, 10 марта 1938 года, окружной прокурор Томас Э. Дьюи, арестовавший Чарльза Э. Митчелла и каким-то образом избежавший репутации врага Уолл-стрит, распорядился о привлечении Ричарда Уитни к суду. Обвинение заключалось в хищении в особо крупных размерах.

В

Спешка, с которой Уитни попытались принять участие в деле, выражаясь современным языком, когда его арестовали, – это показатель того, насколько жаждал он преступника на фондовом рынке. Её можно сравнить разве что с паникой, последовавшей за заявлением генерального прокурора Герберта Браунелла осенью 1953 года о том, что бывший президент Трумэн покрыл государственную измену. На следующий день после своего первого ареста Уитни был вновь арестован генеральным прокурором штата Нью-Йорк Джоном Дж. Беннеттом. Г-н Беннетт проводил расследование дел Уитни и яростно обвинил г-на Дьюи в незаконном отказе от иска. В последующие несколько недель практически все государственные органы и трибуналы, имевшие для этого благовидный предлог, звонили Уитни, чтобы подробнее рассказать о его правонарушении.

Подробная история злоключений Ричарда Уитни не относится к этой хронике. Многие из них произошли после периода, о котором идёт речь. Здесь необходимо осветить лишь те операции, которые, как считалось, могли повлиять на рынок.

Нечестность Уитни была обыденной, скорее детской. Сотрудники того времени впоследствии объясняли её досадной неспособностью понять, что правила, предназначенные для других, применимы и к нему. Гораздо более поразительным, чем нечестность Уитни, был тот очевидный факт, что он был одним из самых неудачных бизнесменов в современной истории. Кража была почти незначительным инцидентом на фоне его деловых неудач.

В двадцатые годы фирма Richard Whitney and Company на Уолл-стрит представляла собой ничем не примечательный облигационный дом со скромным бизнесом. Уитни, по-видимому, чувствовал, что она не даёт простора его воображению, и с годами переключился на другие предприятия, включая добычу минеральных коллоидов и продажу торфяного гумуса во Флориде. Он также заинтересовался производством алкогольных напитков, в основном яблочного джек, в Нью-Джерси. Нет ничего более прожорливого, чем убыточный бизнес, и в конце концов у Уитни их было три. Чтобы поддерживать их на плаву, он занимал в банках, инвестиционных банкирах, других членах фондовой биржи и, в основном, у своего брата, Джорджа Уитни, партнёра JP Morgan and Company. С начала двадцатых