Великая катастрофа 1929 года - Джон Кеннет Гэлбрейт

годов общая сумма займов, выданных таким образом, исчислялась миллионами, многие из которых были необеспеченными. Со временем Уитни оказывался в всё более затруднительном положении. Когда подходил срок выплаты одного займа, он был вынужден заменить его другим и занять ещё больше для выплаты процентов по непогашенным. Начиная с 1933 года его биржевая фирма стала неплатежеспособной, хотя это не было заметно в течение примерно пяти лет. 17

В конце концов, как и многие другие, Ричард Уитни узнал, во что обходится поддержка акций на падающем рынке. В 1933 году компания Richard Whitney and Company (дело Уитни и его компании было практически неотличимо) инвестировала от десяти до пятнадцати тысяч акций Distilled Liquors Corporation, производителя яблочного сока и других алкогольных напитков из Нью-Джерси. Цена составляла 15 долларов за акцию. Весной 1934 года акции достигли 45 долларов на внебиржевом рынке. В январе 1935 года они были выставлены на Нью-Йоркской фондовой бирже. Уитни, естественно, предоставил эти акции в качестве обеспечения по различным своим кредитам.

К сожалению, народный энтузиазм по поводу продукции компании, даже в те дни, когда после отмены закона не было дискриминации, был на удивление слабым. Компания не получала прибыли, и к июню 1936 года цена акций упала до 11. Это падение катастрофически сказалось на стоимости акций как залога, и недовольный Уитни пытался поддерживать её стоимость, скупая их. (Позже он утверждал, что хотел предоставить другим инвесторам компании рынок для их акций, 18 (что, если это правда, означало, что он совершал один из самых бескорыстных поступков со времен смерти Сидни Картона). Все остальные инвесторы навалили свои деньги на Уитни. На момент его краха из 148 750 выпущенных акций Уитни или его фирма владели 137 672. К тому времени стоимость упала до трех-четырех долларов за акцию. Упоминалась тенденция людей того периода к мошенничеству. Уитни, в своем стремлении поддержать акции Distilled Liquors Corporation, несомненно, стал Понци финансового самообмана. В результате его операции он имел все свои старые долги, много новых, понесенных в связи с поддержкой акций, все акции — и акции были почти бесполезны.

По мере того, как его положение усложнялось, Ричард Уитни всё чаще прибегал к приёму, которым он пользовался уже несколько лет, – предоставлению в качестве обеспечения по займам чужих ценных бумаг, находившихся у него на хранении. К началу 1938 года его удивительно ограниченные возможности занимать деньги иссякли. Поздней осенью предыдущего года он получил от брата последний крупный заём для выпуска ценных бумаг из фонда компенсаций Фондовой биржи – фонда, из которого производились выплаты в случае смерти членов биржи, – которые он присвоил и заложил под банковский кредит. Теперь он отчаянно, почти жалко, обходил самых случайных знакомых в поисках денег. Распространился слух, что он в плохом состоянии. Тем не менее, 8 марта в зале биржи воцарилась гробовая тишина, когда президент Чарльз Р. Гей объявил с трибуны о приостановке деятельности компании «Ричард Уитни и компания» в связи с её несостоятельностью. Члены биржи были ещё больше ошеломлены, узнав, что Уитни долгое время занимался хищениями в особо крупных размерах.

С немалым достоинством Уитни полностью раскрыл подробности своих операций, отказался от каких-либо заявлений в свою защиту и навсегда скрылся из виду.

VI

Крах самого мелкого провинциального банкира принёс больше личных тягот, страданий и лишений, чем банкротство Ричарда Уитни. Его жертвы были почти единственными, кто мог позволить себе эти потери. И суммы, которые он украл, хотя и существенные, не ставили его в один ряд с крупнейшими неплательщиками того времени – они бы и года не заплатили проценты по краже Айвара Крюгера. Тем не менее, с точки зрения противников Уолл-стрит, его неплатёж был идеальным. Редко когда преступление встречали с такой радостью.

Уитни полностью отождествлял себя с Фондовой биржей, символическим средоточием греха. Более того, он был её президентом и бескомпромиссным защитником перед Конгрессом и общественностью в период испытаний. Он был республиканцем, ярым консерватором и в финансовом сообществе был тесно связан с JP Morgan and Company. Сам он занимал твёрдую позицию в пользу честности. Выступая в Сент-Луисе в 1932 году, когда его собственное воровство уже достигло значительных масштабов, Уитни решительно заявил, что одно из главных требований «великого рынка — честность и финансовая ответственность брокеров». Он с нетерпением ждал того дня, когда финансовый надзор за своими членами со стороны Биржи станет настолько строгим, что банкротство «станет практически невозможным». 19

В конце концов, даже коллеги считали Уитни немного не в своей тарелке. В последние дни своей жизни он дошёл до крайнего унижения, попытавшись занять денег у биржевого деятеля Бернарда Э. Смита. Смит, в лучшем случае представитель низшего среднего класса, позже рассказал инспектору Комиссии по ценным бумагам и биржам: «Он подошёл ко мне и сказал, что хотел бы поскорее всё это закончить, и сказал, что хотел бы занять 250 000 долларов под честное слово. Я заметил, что он слишком высоко оценивает своё лицо, поэтому он сказал... он стоял спиной к стене, и ему нужны были 250 000 долларов. Я сказал ему, что у него хватило наглости просить у меня 250 000 долларов, даже не подозревая о времени. Я сказал ему, что он мне откровенно не нравится, и что я не дам ему ни цента». 20 При любом свободном голосовании за человека, наиболее подходящего для того, чтобы дискредитировать Уолл-стрит, Уитни победил бы с большим отрывом.

Интересна параллель между Уитни и более недавним преступником. В тридцатые годы сторонники «Нового курса» с энтузиазмом раскрывали финансовые промахи своей оппозиции. (Примечательно, что в те времена главным врагом консерваторов была нечестность, а не более традиционные преступления капитализма, такие как злоупотребление властью или эксплуатация народа.) В сороковые и пятидесятые годы республиканцы столь же жадно обнаруживали, что среди сторонников «Нового курса» были бывшие коммунисты. Так десятилетие спустя аналогом Ричарда Уитни стал Элджер Хисс.

Каждый из них достойно служил врагам своего класса. Каждый по происхождению, образованию, связям и карьерным устремлениям являлся олицетворением этого класса. В каждом случае первой реакцией друзей на обвинения было недоверие. В прошлом Уитни играл более заметную роль в своём сообществе, и поэтому, с точки зрения его врагов, он представлял собой более приемлемую фигуру, чем Элджер Хисс. В правительственной иерархии Хисс был совершенно обычной фигурой. Его величие как государственного деятеля мирового масштаба было закреплено постфактум , и он также приобрёл значительную известность в ходе двух долгих судебных процессов. Уитни без лишней суеты принял