Великая катастрофа 1929 года - Джон Кеннет Гэлбрейт

было не совсем ясно, что можно сделать. Однако к 1929 году вера народа в принцип невмешательства значительно ослабла. Ни один ответственный политический лидер не мог с уверенностью провозгласить политику невмешательства. Заседания без деловых вопросов в Белом доме были практическим проявлением принципа невмешательства. Никаких позитивных действий не последовало. В то же время они создавали впечатление поистине впечатляющих действий. Правила проведения заседаний без деловых вопросов гарантировали отсутствие неловких ситуаций, связанных с отсутствием дел. Присутствовавшие воспринимали важность заседаний по важности людей, присутствовавших на них. Газеты также способствовали подчёркиванию важности заседаний. Если бы они поступили иначе, они, конечно же, подорвали бы ценность этих заседаний как новостных источников.

В последнее время нерабочие совещания в Белом доме, на которых присутствовали губернаторы, промышленники, представители бизнеса, профсоюзов и сельского хозяйства, стали устоявшимся институтом власти. В здоровой и функционирующей демократии необходим механизм для имитации действий, когда они невозможны. В 1929 году г-н Гувер был пионером в этой области государственного управления.

По мере того, как депрессия углублялась, всё чаще стали говорить, что встречи мистера Гувера были неудачными. Это, очевидно, отражает очень узкий взгляд.

В

В январе, феврале и марте 1930 года фондовый рынок демонстрировал существенное восстановление. Затем, в апреле, восстановление замедлилось, а в июне последовало новое крупное падение. После этого, за редкими исключениями, рынок падал неделя за неделей, месяц за месяцем и год за годом вплоть до июня 1932 года. Положение, в котором он наконец остановился, на фоне худшего уровня во время краха кажется запоминающимся. 13 ноября 1929 года, как можно вспомнить, промышленный индекс Times закрылся на отметке 224. 8 июля 1932 года он составил 58. Это значение было ненамного больше, чем чистое падение за один день 28 октября 1929 года. Standard Oil of New Jersey, которую, как считалось, Рокфеллеры установили на уровне 50 13 ноября 1929 года, упала ниже 20 в апреле 1932 года. 8 июля она составила 24. US Steel 8 июля достигла минимума в 22. 3 сентября 1929 года она продавалась по цене 262. General Motors была выгодной сделкой по 8 8 июля, снизившись с 73 3 сентября 1929 года. Montgomery Ward была 4, снизившись со 138. Tel and Tel была 72, и 3 сентября 1929 года она продавалась по 304. 8 июля акции Anaconda продавались по 4 доллара. Газета Commercial and Financial Chronicle отметила, что «акции меди настолько низки, что их колебания не имеют существенного значения». 7

Однако, если говорить сравнительно, стоимость этих основных акций сохранялась на хорошем уровне. С инвестиционными трастами дела обстояли гораздо хуже. Blue Ridge на неделе, закончившейся 8 июля 1932 года, стоил 63 цента, а Shenandoah – 50 центов. United Founders и American Founders стоили около 50 центов по сравнению с 70 и 117 (в долларах, разумеется) 3 сентября 1929 года. Опасения ноября 1929 года о том, что инвестиционные трасты могут обанкротиться, в значительной степени оправдались.

Никто больше не считал, что дела идут хорошо, ни в фундаментальном, ни в каком-либо другом отношении. В течение недели с 8 июля 1932 года компания Iron Age объявила, что сталелитейное производство достигло 12% от своей мощности. Это считалось своего рода рекордом. Производство чугуна было самым низким с 1896 года. В тот день на Нью-Йоркской фондовой бирже было продано 720 278 акций.

Прежде чем всё это произошло, было предпринято гораздо больше попыток успокоить ситуацию. В недели кризиса президент Гувер мудро заметил: «Мой собственный опыт… подсказывает, что слова не имеют большого значения во времена экономических потрясений». Впоследствии он забыл об этом непреложном правиле. В декабре он заявил Конгрессу, что предпринятые им шаги – в частности, проведение в Белом доме конференций, запрещающих деловые встречи, – «восстановили доверие». В марте 1930 года, после потока оптимистичных прогнозов своих подчинённых, г-н Гувер заявил, что худшее влияние кризиса на безработицу закончится через шестьдесят дней. В мае г-н Гувер заявил, что «мы уже прошли худшее и при неизменном единстве усилий быстро восстановимся». Ближе к концу месяца он заявил, что к осени дела вернутся в норму. 8

Возможно, последнее слово о политике успокоения было произнесено председателем Национального комитета Республиканской партии Саймоном Д. Фессом:

Высокопоставленные представители республиканских кругов начинают верить, что предпринимаются скоординированные усилия по использованию фондового рынка для дискредитации администрации. Каждый раз, когда представитель администрации делает оптимистичное заявление о состоянии бизнеса, рынок немедленно падает. 9

ГЛАВА VIII

Последствия II

КРАХ разрушил судьбы многих сотен тысяч американцев. Но ещё больший ущерб нанесён был репутации выдающихся людей. В таких кругах доверие к мудрости, предусмотрительности и, к сожалению, к честности в целом претерпело судорожное падение .

В целом, те, кто во время кризиса заявлял о «фундаментальной устойчивости бизнеса», не понесли ответственности за свои слова. Ритуальный характер их высказываний был признан; тогда, как и сейчас, никто не предполагал, что подобные ораторы знают, устойчив ли бизнес или нет. Исключением был мистер Гувер. Он, несомненно, пострадал из-за своих неоднократных предсказаний скорого процветания. Однако Гувер превратил простой деловой ритуал подбадривания в важный инструмент государственной политики. Впоследствии он, несомненно, стал предметом политических комментариев.

Учёным-прогнозистам повезло меньше. В целом, люди с радостью восприняли открытие, что они не всеведущи. Мистер Лоуренс исчез из Принстона. Среди экономистов его голос больше не был услышан.

Гарвардское экономическое общество, как известно, подошло к лету краха, имея заслуженную репутацию пессимиста. Летом оно отказалось от этой позиции, когда фондовый рынок продолжал расти, а дела, казалось, шли хорошо. 2 ноября, после краха, общество пришло к выводу, что «нынешняя рецессия, как для акций, так и для бизнеса, не является предвестником деловой депрессии». 10 ноября оно сделало свою примечательную оценку: «серьёзная депрессия, подобная той, что была в 1920–1921 годах, находится за пределами вероятности». 23 ноября оно повторило это заключение, а 21 декабря дало свой прогноз на новый год: «Депрессия представляется маловероятной; [мы ожидаем] восстановления деловой активности следующей весной с дальнейшим улучшением осенью». 18 января 1930 года общество заявило: «Имеются признаки того, что самая тяжёлая фаза рецессии позади». 1 марта было заявлено, что «производственная деятельность сейчас — судя по прошлым периодам спада — определённо идёт к восстановлению», 22 марта — «Перспективы по-прежнему благоприятные»; 29 марта — «перспективы благоприятные»; 19 апреля — «к маю или июню весеннее восстановление, прогнозируемое в наших письмах от декабря и ноября прошлого года, должно стать чётко очевидным»; 17 мая — что дела «улучшатся в этом или