Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

устраивалась поудобнее, чтобы вернуть подобие безопасности. Окружающий мир напоминал черно-белый кинофильм. Я качала головой и тихо постанывала от боли в горле, а когда ощутила, что на меня натягивают одеяло, крепко вцепилась в него и нахмурилась.

– Ты честная, – услышала я его слова, но никак не отреагировала: губы пересохли, и меня всю знобило. – Но это еще не все. Ты благородная.

Я знала, что я такая. Знала, что унаследовала эти черты от отца. Знала, что буду противостоять ему, даже если он решит все-таки убить меня. Сейчас мне просто было холодно. Он мог бы молча накрыть меня одеялом, и ему не нужно знать, что меня больше не волнует, что произойдет дальше, потому что я собираюсь защищаться так или иначе. Я вонзила пальцы в ткань толстого одеяла, словно хотела прорвать хлопок, как вдруг почувствовала, как кровать прогибается под тяжестью, и мое тело сползает в его сторону. Я была так слаба, что даже не смогла вернуться на свое место.

– Но ты также ведешь себя как глупая дурочка.

Я сглотнула, превозмогая боль в горле. Какая-то часть меня прошептала, что он улыбается, наблюдая за мной, но я смогла лишь нахмуриться, потому что удивляться у меня не было сил. Тень Эфкена сначала поглотила меня, а затем растеклась по всему телу и раскинулась как ночь на небе. Наконец, он лег на кровать и, обхватив меня за талию, мягко притянул к себе. Я чувствовала себя тряпичной куклой, которая принимает любую форму в его сильных руках. Он взялся за край одеяла и накрыл на нас обоих. Когда сон поглотил меня подобно урагану, последнее, что я почувствовала, – его теплое дыхание, опаляющее мою шею, по которой текла не кровь, а мысли, что тяготили меня.

Его тепло вызывало во мне такую же жажду греха, как у ангела, прикоснувшегося к аду, и меня влекло к нему с непреодолимой силой. Мое тело было настолько холодным, что я прильнула к нему, сдавшись в плен его обжигающему теплу, а он позволил мне прижаться к нему, словно ожидал этого, и заключил в объятия. Доверие, которое я ощущала в объятиях этого странного мужчины, наверняка сулило мне смерть, но я предпочла укрыться в его тени, отчаянно спасаясь от жизни. Вскоре мое заледеневшее тело начало оттаивать, словно я оказалась рядом с инфернальным пламенем. Немного расслабившись, я поняла, что хуже мне от этого не стало. Но мне все еще было холодно, я все еще находилась в объятиях бессердечного человека и все еще стояла в тени смерти, пока маяк жизни светил и выискивал меня во тьме.

Я не знала, сколько прошло времени, но мне казалось, что я лежу без сознания на дне бездонной пропасти, а он с газовой лампой в руке ищет меня. Он столько раз звал меня по имени, что я наконец-то услышала его зов и перевела взгляд на свет.

Я слышала звуки, доносившиеся откуда-то извне, но не могла пошевелиться, словно меня придавило обломками, словно все конечности были отрезаны от туловища и разбросаны в разные стороны. Я чувствовала жар в каждой своей клеточке, чувствовала, как пот покрывает тело, словно вторая кожа, и это единственное вызывало во мне беспокойство.

Когда тяжелый аромат корицы проник в мои легкие и заполнил их, у меня запершило в горле, и мне захотелось откашляться. Я вцепилась пальцами в одеяло, чтобы скинуть его, как вдруг осознала, что рядом со мной дышит кто-то еще. Резко распахнув глаза, я увидела перед собой его лицо, и мое сердце бешено заколотилось. Я отпрянула назад и с интересом посмотрела на обладателя лица.

Его длинные черные ресницы отбрасывали тень под глаза, словно ветви деревьев, клонившиеся к земле. Его полные губы были слегка приоткрыты, а кончик его прямого носа был вздернут вверх, отражая его надменный характер. Шрам над бровью казался еще глубже, если смотреть под таким углом, и зиял словно пропасть.

Я впервые так близко видела его смуглое лицо.

На мгновение удивление отошло на второй план, уступая место любопытству, и мне отчаянно захотелось рассмотреть каждую деталь на его лице. Я повернулась боком и стала с интересом изучать его лицо, будто хотела запомнить и запечатлеть в своем сознании. Смогу ли я восстановить в памяти его лицо, после того как выйду отсюда, после того как снова стану свободной и вернусь домой? Тогда перед моими глазами обязательно возникнет этот образ: длинные ресницы, прямой нос и полные губы, а также льдисто-синие глаза, которые, я была уверена, мне никогда не забыть. Мой взгляд задержался на его непокорных густых волосах, почти черных, как сажа. Казалось, стоит протянуть руку, и пальцы моментально утонут в его непокорных прядях, словно в могиле. Я невольно нахмурилась; желание прикоснуться к его волосам было настолько мучительным, что почти причиняло физическую боль.

Наверное, он тоже слишком часто хмурился, потому что даже во сне у него на лбу проступили три горизонтальные линии. Кроме трех складок и шрама над бровью, его лицо было идеально чистым и гладким: ни одной лишней линии, ни одной складки, ни одного пятнышка.

Видимо, ему повезло иметь столь безупречное лицо, словно он никогда в жизни не проходил половое созревание, и это наверняка вызывало зависть у всех его ровесников. Я совершенно не знала его, но при первой нашей встрече подумала, что он плохой парень.

Тем не менее это не отменяло того факта, что он был очень привлекательным мужчиной.

Эфкен был не просто красив, он был еще и великолепен.

– Ты смотришь на меня такими голодными глазами, что я почти готов отдаться тебе из жалости… – произнес он мужественным голосом. На его лице не дрогнул ни один мускул, глаза не открылись, а губы едва шевелились.

Я вздрогнула, и мое лицо побледнело как простыня. Я тяжело сглотнула, чтобы избавиться от боли в горле, и попыталась сесть, но лишь сильнее запуталась в одеяле. Эфкен наконец открыл глаза и устремил на меня жесткий взгляд синих глаз.

– Ты смотришь на меня так вожделенно, как старый дядюшка на индейку в канун Рождества, – продолжал он, и стыд вспыхнул на моей коже, как огонь. – Тебе не следует проявлять ко мне интерес, Медуза.

– Какой интерес? – ответила я, и мой хриплый голос удивил даже меня. – Ты меня не интересуешь. Сначала ты обвинил меня в воровстве, теперь в похоти… – Осознав, что несу чушь, я замолчала и уставилась на его прекрасное лицо. Когда он медленно повернулся, кровать прогнулась под весом его тела, и я