Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

Шагая между деревьями, я размышлял о смерти. Вспоминал мертвое лицо матери и безжизненные глаза отца. И кровь… Она была повсюду. Крови было так много, что я даже не замечал кровь, текущую по собственным жилам, – она будто вышла за пределы вен. Дыхание с хрипами срывалось с губ, но я только прибавил шаг. Зверь внутри меня собирался разорвать мое тело на части и вырваться наружу, чтобы уничтожить всех живых существ на земле. Я не мог ненавидеть эту мысль. Иногда мне казалось, что тварь внутри меня гораздо сильнее, а сила для меня – все. Именно ради власти я готов был становиться чудовищем.

Я был очень силен.

– За все придется держать ответ перед Богом, – злобно прорычал я. Праведность этой фразы захлестнула меня, когда я вспомнил ее глаза, похожие на воды кровавой реки, в которые я вошел ребенком и из которых вышел взрослым. Я резко затормозил. Так вот чем она зацепила меня?

Ее глаза? Дело было вовсе не в ее красоте, скрывавшей множество тайн и секретов. Хотя, может быть, и в ней.

Я должен был найти хорошую причину, чтобы спасти ее, чтобы сохранить ей жизнь, чтобы жить самому. В этой жизни у меня не осталось ничего, кроме гнева. Никаких причин жить.

Я остановился посреди леса, когда из прошлого донесся голос матери:

– Ты не мог спасти меня, ты был всего лишь ребенком, – сказала она, и эхо ее слов устремилось прямо в сердце. Я только сейчас осознал, как сильно скучал по ее голосу, но вот ее слова привели меня в ярость. Я одновременно и ненавидел ее голос, и скучал по нему. Он одновременно и давал мне силу, и убивал меня. – Но ты можешь защитить ее, Эфкен. Ты хочешь ее защитить. Защищай же. Просто защити! Время убивает всех и всё. Но сегодня она не умрет, потому что ты вне времени.

Я сорвался с места, и теперь меня уже ничто не волновало. Меня волновала только она. Мне было важно, чтобы она выжила. К чертям меня и мои мысли! Меня волновала только она.

Она лежала там, такая изможденная, холодная и бледная, словно смерть.

Сердце бешено заколотилось. Как давно оно бьется у меня в груди? Я нахмурился и замедлил шаг. Я слышал ее пульс – слабый, но усиливающийся, как эхо в лесу. Я не понимал, почему вообще могу слышать его столь отчетливо. Просто слышал его, и все… Стук ее сердца звучал громче, чем живое в лесу.

Ее благородного сердца.

– Черт тебя побери, – выругался я и почувствовал боль в спине, словно позвоночник вжался в грудную клетку. Я едва удержал гнев, заметив, как ее темные волосы безвольно рассыпались по земле. Она взглянула на меня мутными глазами, и я чуть не утонул в этих кроваво-карих океанах. – Ты прошла и это испытание.

– Эфкен, – прошептала она, когда я подхватил ее на руки, а мой компас утопал в снегу.

– Все, Медуза, пора возвращаться домой.

Глава 5

Тьма

BLUENECK, PNEUMOTHORAX

Слова больше всего терзали сердце их обладателя.

Слова разрывали цепи в сердцах тех, кто их создавал. И слова однажды разобьют сердце тех, кто их создавал, так же, как разрывали те цепи.

Я чувствовала себя героиней, сошедшей со страниц романа неизвестного писателя.

Иногда этот писатель так искусно подбирал слова, что я чувствовала себя перед ним обнаженной и уязвимой. Иногда его слова становились настолько безжалостными, что уничтожали все вокруг.

Слова больше всего обжигали их обладателя.

Слова больше всего выжигали страницу, на которой они были написаны.

Слова больше всего ранили тех, кто носил их в своем сердце.

Я шла по коридору. Красный свет ярко окрашивал мои темные волосы и кожу. Даже белое платье на мне приобрело оттенок крови.

В коридоре было холодно, и с каждым шагом на меня лился новый свет. Тьма, какой бы кромешной и бесконечной она ни казалась, расступалась передо мной и растворялась в алом цвете.

Мой взгляд на мгновение переместился на бездонную тьму в конце коридора, и сердце забилось сильнее. Время, в котором я существовала, втолкнуло меня в этот коридор, и теперь, как нестареющая женщина, я медленно приближалась к темноте. Свет обволакивал и обжигал меня, а страницы романа заполнялись алыми буквами.

С каждым шагом по коридору я оставляла позади эпоху, которую провела с отцом под светом. Продвигаясь в глубь темноты, слишком непроглядной, чтобы ее осветить, я позволяла слезам катиться по щекам, оплакивая каждую эпоху, которую оставляла позади. Пульс участился, змеей обвиваясь вокруг моего сердца. Ребра изо всех сил пытались защитить его подобно крыльям ангела, выводившего слезами слова на стенах рая. Но сердце было объято пламенем.

Я укрывалась в надежных объятиях ангела, выводившего слезами слова на стенах рая, – укрывалась от единственного дьявола, который мог прочесть эти слова. Как тот дьявол прикрывал черными крыльями слезы ангела, чтобы никто больше не смог их увидеть, так и ангел закрывал меня большими, крепкими руками. Я чувствовала тяжесть его волос на своем лице, и с каждым шагом мне казалось, что мы поднимаемся по лестнице, соединяющей этажи ада, а вокруг нас разгорался огонь, который обжигал и мою кожу, и кости. Я чувствовала его горячее дыхание, проникавшее в мои ушные раковины, овевавшее волосы и гревшее кожу, которая уже была порабощена пламенем.

Его тень нависла надо мной, его тень превратила ночь в солнце, и на меня обрушилась настоящая тьма. Я знала, что нахожусь в объятьях Эфкена, но мое сознание будто парило в пустоте, проваливаясь сквозь нее как перышко. Я была белоснежным одуванчиком, и стоило адскому дыханию Эфкена коснуться меня, как я распадалась на молекулы.

Кровь, болезненно пульсирующая в жилах, влекла за собой великое извержение, разрывая вены, открывая в них глубокие трещины, которые невозможно было залечить, и вытекая наружу. Не было ни звуков, ни запахов, ничего, что подсказало бы мне, где я нахожусь. Но я знала, что нахожусь в его объятьях и чувствую себя в безопасности. Да, здесь не было ничего, кроме ощущений, которые были реальны и окружали меня со всех сторон.

Внезапно я поняла, что он положил меня на что-то мягкое, видимо, на кровать. Я чувствовала его взгляд на себе, пока сворачивалась калачиком и