Гадюка - Биннур Шафак Нигиз

страха. Я только сейчас сообразила, что его фамилия Карадуман. – Ладно, не буду больше вмешиваться, брат, – продолжил Джейхун. – Мне с Сезги проблем хватает, и я не собираюсь думать еще и о твоих делах.

– Что случилось с Сезги? – спросил Эфкен, хотя голос его звучал равнодушно. – Забыл спросить тебя в свете последних событий.

– В последнее время ее кошмары беспокоят меня.

Прижавшись щекой к подушке, я смотрела на дверь, как будто видела сквозь нее. На очень короткий миг их образы и правда возникли у меня перед глазами.

Эфкен стоял в коридоре, засунув руки в карманы спортивных штанов, и свысока смотрел на своего друга, который был немного ниже его ростом. Джейхун же стоял спиной к двери. Как только я моргнула и нахмурилась, образы исчезли, и передо мной снова появилась дверь. Иногда мне и правда казалось, что я брежу.

– Она снова видела пожар?

– Нет, – мрачно ответил Джейхун. – На этот раз она сказала, что видела женщину в длинной черной мантии, которая направлялась в лес, а позади нее разгоралось огромное пламя, вырывавшееся из-под шлейфа. Я ничего не понимаю, мы ведь даже фильмы ужасов не смотрим вместе. Последние два дня она рыдает и твердит, что эта женщина пойдет в лес и воспламенит снег. Она настолько в этом убеждена, что считает это дурным предзнаменованием. И это действует мне на нервы.

– Типичная Сезги… Каждый год примерно в это время она видит странные кошмары вроде этого.

Каждый год примерно в это время… Каждый год примерно в это время со мной происходили странные события. Они начинались за неделю до дня моего рождения и продолжались в течение следующих трех месяцев после. Январь, февраль и март всегда проходили под знаком странных событий. Наверно, в эти месяцы в сознании людей разыгрывались разные сценарии, а еще в эти месяцы чаще всего случались стихийные бедствия.

– Ты прав, – сказал Джейхун, наконец смирившись с этим. – Это скоро пройдет, но она изматывает себя, и меня это злит.

– Давай сходим выпить, – сказал Эфкен. Когда я поняла, что он уходит, мое тело обмякло, и я стала совсем крошечной на этой кровати.

Дверь внезапно распахнулась, и я испуганно подскочила, уставившись на вошедшего мужчину. Не глядя на меня, Эфкен подошел к шкафу, открыл зеркальную дверцу и достал пару черных джинсов. Пока я наблюдала за его движениями, он вел себя так непринужденно, как будто меня не существовало вовсе. Ну и ладно. Пусть лучше игнорирует меня, чем вынуждает говорить с ним.

Я думала, что мои глаза выскочат из глазниц, когда Эфкен вдруг спустил с себя спортивные штаны. Я думала, что с моего приоткрытого рта сорвется предупреждающий возглас, но этого не произошло. Я просто молча смотрела на него.

Черные боксеры плотно прилегали к его мускулистым бедрам, а длинные крепкие ноги были обнажены. Мои щеки мгновенно потеплели, и я быстро отвела взгляд от его смуглых и мускулистых ног, чтобы посмотреть в другую сторону. Он натянул джинсы, совершенно не обращая внимания на то, что я лежу на кровати позади него. Хотя я не смотрела на него, мои глаза все равно улавливали его движения.

Когда звук защелкивающегося на брюках ремня заполнил комнату, как темнота, я изо всех сил старалась не зажмуриться. Мне не хотелось выглядеть в его глазах маленькой девочкой, которая ничего не смыслит в мужчинах, потому что, насколько я понимала, именно это и становится предметом его насмешек. Я собиралась вести себя так же беспечно, как и он. Я не знала, получится ли у меня, но хотя бы попытаюсь.

– Хватит разыгрывать тут сердечный приступ, я не для тебя раздевался. – Его слова вонзились в меня как холодное лезвие, и я перевела на него взгляд. Он наблюдал за мной в зеркало гардеробного шкафа.

– Да ты только и мечтаешь, как бы улучить возможность раздеться, – сказала я, поддавшись минутной смелости.

Льдисто-синие глаза Эфкена в зеркале напоминали жерло вулкана, готового к извержению лавы. Я не знала, о чем он сейчас думает и что за мысли вертятся в его голове, но он послал мне такой убийственный взгляд, что вены на моих запястьях онемели. Я отпустила одеяло и осмелилась посмотреть на его отражение в зеркале.

– Ты не из того сорта людей, чтобы дерзить, – выплюнул он и резко повернулся ко мне. От неожиданности я вжалась спиной в изголовье кровати и посмотрела ему в глаза с плохо скрываемым страхом. – Но я из тех, кто совершает дерзости на ежедневной основе.

Когда он сделал еще один шаг ко мне, пол заскрипел под его ногами. Я не отрываясь смотрела на него. Он поставил колено на край кровати, его не застегнутый ремень болтался по обе стороны, а брюки сильно натянулись. Стук моего сердца стал оглушительно громким, и мне казалось, что я ничего не услышу.

– Если однажды я захочу раздеться для тебя, то только потому, что ты сама попросишь об этом. Когда ты захочешь меня, я захочу тебя. Когда ты захочешь меня и раздвинешь для меня свои длинные ножки, я с радостью дам тебе все, что ты хочешь, а сам возьму от тебя все, что хочу.

Его тон был жестоким. В моей душе бушевало смятение, заставлявшее дрожать ребра, и я почувствовала, как длинные ногти эмоций подбираются к самому сердцу. Конечно, мне нечего было ответить, но если бы я сейчас отступила, то нарисовала бы мишень у себя на лбу. Вот почему я продолжала неотрывно смотреть ему в глаза, несмотря на распирающие меня эмоции. Эфкен глубоко вздохнул и зажмурился. Я не отрывала взгляда от его лица с чертовски острыми скулами. Когда он снова открыл свои бездонные синие глаза, я увидела, как в них разгорается пламя.

– Мерзавец, – прошептала я, ожидая, что это разожжет в нем огонь гнева, и он обхватит мое горло своими длинными пальцами. Вместо этого он просто продолжал с яростью смотреть на меня. Казалось, ему тоже нечего было сказать. – Как ты смеешь говорить мне такое? Даже будь ты последним мужчиной на земле, я бы все равно не захотела тебя.

– Когда в следующий раз будешь лежать в моей постели и утверждать, что я мечтаю раздеться для тебя, то я повторю все это еще раз, но уже без цензуры. – В его зрачках отражался седьмой круг ада, и мне казалось, что, сколько бы я ни поднималась по ступенькам, мне не добраться до конца. В горле снова запершило. – И еще, Медуза, если ты говоришь кому-то, что он что-то себе нафантазировал,