Юродство о Христе и Христа ради юродивые восточной русской церкви: исторический очерк и жития сих подвижников благочестия - Иоанн Ковалевский

на новый путь юродства[278]. Устюг он нашел полузырянским городом с христианскими храмами; соборная Церковь была деревянная и очень высокая. На паперти ее Прокопий стал проводить ночи в молитве, а днем ходил по городу, претерпевая насмешки, брань и побои; над ним издевались и дети, и те, которые имели духовный смысл еще менее развитой, нежели у детей, и не могли понимать поступков «духовного человека». Прокопий молился за них молитвою Распятого: «Господи, не постави им греха сего». Отдыхать ложился он то на навозе, то на камне или на голой земле. Одежда на нем была изорванная и в ней он переносил северные морозы, пищу он принимал от нищих и от людей богобоязненных, а от обогащавшихся неправдою не брал ничего. Утешением для блаженного служила праведная чета Иоанн и Мария. Иоанн Буга, или Багу, был монгольским сборщиком в Устюге; дозволяя себя всякое своеволие, он взял силою дочь одного гражданина Марию себе в наложницы. Народ взволновался и готов был убить дерзкого баскака. Тогда Багу принял крещение и женился на Марии. Народ примирился с ним. Иоанн Багу переменил жизнь свою, жил с супругою праведно на Сокольей горе, где, по монгольской привычке, Багу забавлялся соколиною охотою; он построил храм Предтечи с монастырем. Блаженный Прокопий посещал иногда Иоанна и Марию, но не пользовался удобствами их жизни[279]. Другом и собеседником его был блаженный Киприан, основатель Архангельской Устюжской обители, но и у него не искал покоя он для плоти своей[280]. Раз была ночью жестокая стужа. Сильная вьюга засыпала дома, а мороз и ветер северный так были сильны, что птицы падали мертвые на землю, даже скот и люди замерзали. Можно представить, каково было нагому Прокопию, который обыкновенно проводил ночи на паперти Устюжского собора. Терзаемый морозом, он пытался войти в хижину нищих, чтобы сколько-нибудь погреться: но одни запирали дверь, другие прогоняли его палкой. Прогнанный страдалец нашел сарай, где в углу лежали собаки; он лег около собак, чтобы от них согреться, но и собаки ушли от него. Не тяжко ли не найти защиты от смерти у людей и даже у псов?! Раб Божий Прокопий, видя «яко не точию человецы, но и пси им гнушаются», глаголаше в себе: «Буди имя Господне благословенно отныне и до века», и пошел на обычный свой ночлег – паперть церковную; дрожа всеми членами и ожидая смерти, молился он: «да приимет Бог душу его». И вот он чувствует отрадную теплоту; взглянув, видит пред собою Ангела Божия с прекрасною веткою в руке; небесный посетитель, коснувшись веткою лица Прокопия, оживил страдальца: приятная теплота разлилась по всему телу его. Это было точно то же, что испытал блаженный Андрей в подобном положении. Об этом блаженный Прокопий рассказал любимому клирику Симеону, отцу святого Стефана Пермского, под условием – не говорить о том другим до смерти юродивого[281].

Любимое место, где часто и долго сиживал Прокопий, был камень на берегу реки Сухоны. Здесь, смотря на плывущие мимо суда, он молился за тех, которые вверяли судьбу свою неверной стихии.

За великие подвиги Господь одарил Прокопия даром прозрения и чудес еще на земле. В один воскресный день Прокопий говорил народу в храме: «Покайтеся, братие, во грехах своих, поспешите умилостивить Бога постом и молитвами, иначе город погибнет от града огненного». – «Он не в уме», – говорили слушавшие Прокопия. После литургии Прокопий, сидя на паперти, плакал и рыдал, плакал он потом днем и ночью. Проходившие мимо его спрашивали: «Что с тобою, Прокопий? Что за скорбь у тебя?» Блаженный отвечал: «Бдите и молитеся, да не внидите в напасть»; но проповеди его не принимали к сердцу. На третий день Прокопий, ходя по городу, говорил со слезами: «Плачьте, други, плачьте о грехах своих, молитеся, чтобы избавил вас Господь от гнева правды Своей, чтобы не погубил вас, как Содом и Гоммору, за беззакония ваши». Но и теперь устюжане не внимали проповеди блаженного. Чрез неделю после первого предсказания Прокопия, в полдень, показалось на горизонте черное облако; приближаясь к городу, оно увеличивалось более и более и наконец легло над ним черною тучею. Молнии бегали огненными полосами и страшные грохоты грома раскатывались в воздухе, не прерываясь ни на минуту. От громовых ударов тряслись стены зданий и от оглушительных звуков не слышно было людского голоса. Тогда-то увидели, что городу грозит гибель, вспомнили о проповеди Прокопия и устремились в соборный храм Богоматери. Прокопий был уже здесь и пред иконою Благовещения молился со слезами: да будет Богоматерь ходатайцею к Сыну Своему и Богу за согрешивших. И весь народ с рыданием и воплями молился о спасении от гнева Божия: вдруг от иконы потекло миро ручейком и по храму разлилось благоухание. В то же время произошла перемена в воздухе: не стало удушливого зноя, тучи с громом и молнией ушли вдаль – на пустые места. Скоро узнали, что за 20 верст от Устюга, в дебри Котовальской, пали с градом раскаленные камни, поломали лес, но никто из людей не был убит и даже скот везде остался цел. Между тем из святой иконы истекло столько мира, что им наполнили сосуды церковные; мазавшиеся миром получали исцеление от разных болезней[282].

Прокопий по-прежнему продолжал юродствовать и этим мнимым своим безумием закрывал от людей обильную благодать, обитавшую в нем. Он носил в левой руке три кочерги. Замечено было, что когда носил их вверх головами, в тот год бывал хороший урожай; когда же оборачивал их головами вниз, бывал недостаток во всем[283].

Блаженный Прокопий преставился в старости 8 июля 1303 года[284] у ворот обители Архистратига Михаила. Согласно его желанию, тело Прокопия похоронили на берегу реки Сухоны, близ соборной Успенской церкви. Камень, на котором часто сидел он на берегу Сухоны, молясь за плавающих, положен над гробом его. Местное почитание святого Прокопия началось по частной инициативе. Пришедший в Устюг с Москвы в 1458 году «нищий человек» Иоанн, собрав рассказы устюжан о Прокопии, заказал написать образ его и построил над могилою блаженного «часовню малу», где поставил образ на поклонение приходящим, т.е. единолично установил чествование святого, еще не признанного церковью. Соборным иереям и диаконам «вниде в сердца лукавый помысел», не захотели они творить памяти блаженному, прогнали Иоанна, разорили и разметали его часовню и унесли образ Прокопия. Но в 1471 году устюжские ратные люди, испытавшие во