Юродство о Христе и Христа ради юродивые восточной русской церкви: исторический очерк и жития сих подвижников благочестия - Иоанн Ковалевский

слыхать, да те в церкви в Божии при ходят аки разбойники с палки, а под теми палки у них бывают копейца железныя и бывают у них меж себя брани до крови и лая смрадныя». И Собор 1666 – 1667 годов повелел «имати и власы растящих, и ризы черные носящих, и босых ходящих, иже мнятся благоговейна быти, не суть такови; якоже VI Вселенского Собора 42 правило глаголет еще: «Старец власы растяй, мняся пустынник быти, аще не острижется и не внидет в монастырь, из града изженется»; в толковании же того правила глаголет и толкует тако: иже гради обходяще, якоже мнящеся пустынницы, и власы главы своея обростивше и склочивше и надолзе пустивше, черные ризы носяще или вретище, или нази ходяще, таковые в монастырь да внидут и власы овои остригут, образ монашеский на прочая восприимше; аще ли того не хотят, изженутся, да своему обещанию не ругаются и в пустынях да живут, от них же и имя себе стяжавше; и сих имати и приводи на патриарший двор, а в прочиих епархиях по градом приводи на митрополии и архиепископии и епископии дворы»[254].

В начале XVIII века в обеих столицах и в других городах России развелось особенно много мнимо-юродивых, кликуш и подобных им обманщиков, которые пользовались народным легковерием. Реформы Петра I, как известно, встретили сильное сопротивление со стороны многих на Руси и особенно народной массы, потому что весь уклад западноевропейской жизни, по образцу которого он старался пересоздать Россию, имел иной характер, чем древнерусский уклад: здесь (в России), как мы видели, «преобладал религиозный отпечаток, там мирской, житейский; у наших предков высоко стояло знамя церкви и веры, там знамя государства и ума человеческого»[255]. И хотя старые религиозные обычаи и вообще весь уклад древнерусской жизни не чужды были пробелов, односторонностей и злоупотреблений, но вместе с тем в них было много доброго и полезного и обязательного и, реформируя, нужно было не отвергать весь старый религиозный строй жизни, но исправлять и восполнять его пробелы, а все доброе и полезное сохранять. А Великий Преобразователь Руси не только не всегда этого держался, но нередко слишком смелая его рука в некоторых случаях не чуждалась, по-видимому, реформировать и то, что выше всякой реформы, выше компетенции ума человеческого.

Со времен Петра I началась усиленная борьба со стороны церковной и гражданской власти с народными суевериями; конечно, это одно из важных условий для уврачевания недугов древней Руси, но нужно было вести искоренение суеверий путем естественным, путем нравственно-религиозного просвещения народа; к тому же иногда в борьбе с суевериями не соблюдались должные границы и вместе с ними преследовались благочестивые обычаи страны. Так, например, Петр I повелел разбирать существующие часовни[256], запретил возлагать на иконы привески[257], пред иконами, стоящими на площадях или улицах, возжигать свечи и служить молебны, ходить со святыми иконами и святой водой по домам прихожан для славленья (кроме праздника Рождества Христова)[258]. Еще дальше в этом отношении шла светская литература XVIII века, подчас признававшая суеверием религию и набожность. Как все это действовало на народ, метко выразил историк XVIII века М. Щербатов: «Если бы дерево корнем было сильно, то обрезывание водяных ветвей учинило бы ему произвести хорошие и плодовитые ветви; но как оное и слабо, и больно, то урезание сих ветвей.., которые... питали слабое дерево.., новых плодовитых ветвей не произвело, ниже соком раны затянуло, и тут сделались дупла, грозящие погибелью дереву. Так урезание суеверий и на самые основательные части веры вред произвело: уменьшились суеверия, но уменьшилась и вера»[259].

Если бы потребность реформ Петра I исходила из народного создания, или, по крайней мере, постепенно и прочно воспринимались они (реформы) им, то многое, нужно полагать, и в нашем современном быту выразилось бы иначе и плодотворнее, чем оно выразилось до сего времени. «Допетровская Русь не исчезла вдруг, не испарилась бесследно и не преобразилась по желанию преобразователя в европейское государство; она большею частью только ушла сама в себя, затворилась в клети и терема, погрузилась более, чем когда-либо, в закоснелый застой». Почему конец XVII и начало XVIII в. изобилуют всякого рода проявлениями самого темного суеверия, ложного юродства, упорного отстаивания древних порядков и обычаев.

«Россия времен Петра и его ближайших преемников не представляется ли нам в виде могучего, твердого дерева в его полудиком, первобытном виде, к которому желали бы привить другое растение, более развитое в культурном отношении? Дерево так твердо в своем естественном развитии, что новая прививная сила влияет только на те его ветви и отпрыски, к которым привита; а остальной ствол его сохраняет свой прежний рост, но уже гораздо слабее и туже, чем прежде, потому что часть его основных сил и соков потрачивается на эти чуждые ему, извне привитые части. Этой двойственностью развития поясняются многие события нашей истории со времен Петра I: непрочность многих насаждений, не проникающих в народное сознание, их несовместимость с основными началами народного духа; эти поверхностные, скороспелые результаты современной культуры, скрывающие от общих взоров действительное состояние общественного развития, подчас недалеко ушедшего от времен «Тимофея Архипыча» и его несметных почитателей»[260].

Церковная власть времен Петра I преследовала лжеюродивых, как об этом говорят постановления Священного Синода 1722 года «О помещении мнимо-юродивых (ханжей) в монастыри с употреблением их в труд до конца жизни»[261]; указом 1732 года воспрещалось «впускать юродивых в кощунных одеждах в церкви», где они кричали, пели и делали разные бесчинства во время богослужения – единственно из корыстного желания обратить на себя внимание богомольцев. Такие беспорядки в церквах вызвали со стороны духовной власти следующее распоряжение от 14 июля (1732 года): «Святейшему Правительствующему Синоду известно учинилось, что при некоторых церквах имеются люди, являющие себя якобы юродивые, которые не токмо во время Божественного пения приходя в Церковь Божию, между предстоящими в ней от своего юродства продираяся, чинят слышателем, во внимании чтимого и поемого, помешательство, наипаче же, по неблагоразумению своему, одеяся в кощунские одежды, наводят немалый смех и соблазн, отчего вместо ожидаемого от Всещедрого Бога содеянных согрешений своих прощения, вящший чрез такое, во время службы Божественные исправление, юродствующих шатание, те в Церквах Божиих предстоящие грех себе приумножают, а Церкви Святей происходит важное поношение, того ради... Священный Синод приказал: во обретающихся в Санкт-Петербурге всех церквах таковых юродивых отныне впредь отнюдь и всемерно бродить не допущать, а