Юродство о Христе и Христа ради юродивые восточной русской церкви: исторический очерк и жития сих подвижников благочестия - Иоанн Ковалевский

Вследствие такого постоянного и близкого общения иночества русского с иночеством греческим, у нас на Руси, в скором времени, после принятия христианства, появились почти все виды подвижничества, какие известны были на Востоке. С самого начала (христианства на Руси) среди руссов обнаружилось сильное стремление к иночеству, почему быстро начали возникать монастыри в разных местах Руси. В больших городах, как в Киеве и Новгороде, они считались десятками и некоторые из них были многолюдные[220]. Под живым воздействием света истины Христовой, потребность в жизни благочестивой, в жизни для Бога и спасения души была велика, а между тем действительность особенно не отвечала этим высоким стремлениям; если вообще в мире очень трудно «спасаться», то тем более в то время, когда вера Христова немало омрачалась живыми остатками язычества, когда последнее еще было сильно между новопросвещенными. При тогдашней решительной наклонности наших предков к монашеству, ревнители благочестия должны были искать лучшей жизни в стенах монастыря[221]. Почему кроме подвижничества обыкновенного, о котором ревновать по мере сил есть долг всякого истинного инока, «строжайшими ревнителями аскетизма перенесены были к нам из Греции еще необыкновенные его формы – затворничество, столпничество и юродство»[222]. Первым, по времени, подвижником на Руси этого рода, Христа ради юродивый, в недавно основанном монастыре, – киево-печерский чернец Исаакий; постриженный преподобным Антонием в иноки, Исаакий сначала подвизался в затворе, но после 7-летнего жестокого подвига в нем, впал в искушение от диавола и вместе с сим искушением в тяжкую болезнь, почему и был из него выведен; после этого «оздоровев от болезни» и не возвращаясь снова в уединение, он решился юродствовать; одевшись во власяницу и по ней в «свиту вотоляну», «нача юродство творити и пакостити нача ово игумену, ово братьи, ово мирским человеком, да друзии раны ему даяху; и поча по миру ходити, такоже уродом ся творя, вселися в печеру, в ней же прежде был (в затворе) и совокупи к себе уных и вскладаше нань порты черенечьския, да ово от игумена Никона приимаше раны, ово от родитель тех детских; он же то все терпяше, приимаше раны и наготу и студень день и нощь»[223].

Исторические судьбы и склад жизни древнерусского общества много способствовали процветанию на Руси этого исключительного подвига. «Ни одна страна не может представить такого обилия юродивых и примеров такого необыкновенного уважения к ним, как Россия»[224]. Действительно, ни в какой другой стране[225] подвиг юродства так не процветал, как в Древней Руси: в XIV, XV и XVI веках мы видим несколько сих великих подвижников, совершавших свое и других спасение под видом юродства.

Вследствие неблагоприятных исторических условий и особенностей религиозного склада, при отсутствии большею частию просвещения, древнерусское общество нередко страдало от неправды, корыстолюбия, эгоизма, личного произвола, от притеснения и угнетения бедных и слабых богатыми и сильными. В таких тяжких обстоятельствах, истинными печаловниками русского народа являлись Христа ради юродивые. По самому существу, в основе этого подвига заключается стремление открыто и невзирая на лица обличать и, по возможности, искоренять людскую ложь, хотя бы она и прикрывалась благовидными предлогами, непосредственно, так сказать, врачевать нравственные недуги современников, говорить прямо или иносказательно правду сильным мира сего, не страшась их гнева; этою своею исключительною чертою юродивые особенно дороги простому русскому народу, который любил и ценил их более, чем остальные классы русского общества[226].

Блаженный Михаил Клопский нераз свободно обличал людей сильных мира сего. В древнем сказании о жизни и чудесах сего угодника Божия передается; «Бысть нужде некоей належати монастырю от архиепископа Евфимия первого (брадатого), овогда насильством среброимания, иногда отъятием монастырских коней. Видев же блаженный Михаил, начат глаголати первопрестольному: «Сице ли повелевают святые правила пастырю стадо расхищати? веси ли кому собиравши?» Евфимий, пораженный обличением, заболел и умер. Преподобный, убеждая удельного князя Димитрия Шемяку подчиниться великому князю, обличал первого: «Довольно бед натворил ты; если еще примешься за то же (враждовать против великого князя Василия Васильевича): со стыдом воротишься сюда, где гроб ждет тебя». В другой раз блаженный вещал ему; «Слышу, князь, земля простонала три раза и зовет тебя к себе»; известен конец Шемяки, – отравлен был ядом от своих дворян[227]. Посему и Церковь воспевает сему ревнителю правды: «Илиину ревность восприем, преподобие, не возмогоша бо ни прещения, ни моления согрешающих тебе увещати, еже тех непреподобне содеянных не обличати, не престал есиубо сие творя дондеже конечне оные исправил ecu»[228] . Общеизвестен более чем смелый поступок обличения Грозного Псковским юродивым Николою Салосом. Блаженный «под защитою своего юродства не убоялся обличать в кровопийстве и святотатстве Грозного», пришедшего в Псков разрушить его, подобно Новгороду: он поучал царя «ужасными словами», чтобы он прекратил кровопролитие и разорение святых храмов; и потом, по словам историка, предложил грозному царю кусок сырого мяса, на что царь сказал: «Я христианин и не ем мяса в Великий пост», а юродивый продолжал: «Ты делаешь хуже, питаешься человеческою плотию и кровию, забывая не только пост, но и Бога». Пораженный такою жестокою речью юродивого, Грозный с своим войском немедленно удалился из Пскова и тем город спасен был от разграбления и разрушения[229]. Василий Блаженный, как известно, нередко обличал Грозного Иоанна; блаженный Иоанн Московский беспощадно обличал Бориса Годунова, как участника, по народному голосу, в деле преступного убийства царевича Димитрия[230].

Этою своею исключительною чертою юродивые особенно дороги простому русскому народу, который любил и ценил их более, чем остальные классы русского общества. Юродство Христа ради у нас – на Руси, по преимуществу, народный подвиг или особенно любимый народом[231]. Простой народ питал к юродивым особенное доверие: ибо они, вышедши большею частью из среды его, нередко были единственными обличителями нечестивых, утешителями и защитниками несчастных, без вины страдавших. Известен художественный тип юродивого древнерусской жизни, созданный лучшим выразителем народного духа – Пушкиным в его «Борисе Годунове», и то особенное народное «благоговение», какое питали к юродивым на Руси[232].

Так при всем умственном и нередко нравственном мраке, в котором находился русский народ, нельзя не видеть того, что у этого народа нравственное чувство нередко было более развито, по крайней мере, в известных случаях, и потому отзывчивее ко внушениям истины Христовой: простому народу присуще то «чувство, которого люди интеллигентные не умеют выразить, – это смирение и благоговейное преклонение пред величием нравственного подвига, в какой бы, по-видимому,