Первый Артефактор семьи Шторм 4 - Юрий Окунев

«Я поняла, — мысленно ответила она оружию. — Он будет твой».

После чего медленно отклонилась назад, чтобы показать свою фигуру в самом выгодном свете. Пусть это будет последнее, что Шторм запомнит перед смертью.

Глава 16

Жертва

Антон Черкасов скользнул вперёд, становясь между мной и Светланой Яровой. Женщина сидела на каменном постаменте, на руках висели цепи, но судя по вычурной позе, выпячивающей грудь, она чувствовала себя хозяйкой положения.

— Ты как обычно, Сергей! — кокетливо сказала Светлана. — Любишь прикрываться кем-то, а сам выйти навстречу опасности не можешь.

Какой-то давний отголосок внутри тела отреагировал, заставляя немного вспотеть, но я быстро взял его под контроль: прошлого Сергея больше нет, теперь здесь только я.

— Просто у меня есть те, кто готов прикрыть и подстраховать. По своей воле. А ты, смотрю, снова оказалась одна. — В моём голосе не было издёвки, скорее даже жалость.

Светлана дёрнула рукой, запуская волну по цепи, словно хотела щёлкнуть кнутом.

— Говорить ты всегда был горазд, молокосос! А вот дела — не твой конёк. — Она сузила глаза: — В том числе в постели.

Я вздохнул, будто говорил с подростком, который пытается доказать, какой он крутой и самостоятельный, забыв, что пять минут назад клянчил денег на автобус.

— Я рад, что Церберы пообещали, что это будет наша последняя встреча. Я устал от твоего поведения. Не взрослая женщина, а какая-то обиженная девчонка.

Яровая побагровела и вскочила с постамента, сжимая кулаки. На поясе у неё висела пара кинжалов хорошей работы: один пошире, а второй поуже. Взгляд артефактора показывал, что в обоих использованы качественные материалы.

Тем временем Светлана зашагала в нашу сторону с мелодичным позвякиванием и остановилась буквально в пяти шагах от Черкасова. Цепи на её руках оказались достаточной длины и даже не натянулись полностью. Значит она может прорваться, как минимум, до Черкасова.

Я подошёл ближе, чтобы подстраховать Антона.

— Сергей, ты можешь прятаться за другими людьми и говорить что захочешь, но для меня всё ясно. И, судя по тому, что нам устроили эту встречу — Церберам тоже.

Я промолчал, ожидая продолжения. Светлана усмехнулся.

— Ты действительно повзрослел и стал сдержаннее. Хотя, может быть причина в другом?

Она отвернулась, вернулась к постаменту, провела по камню пальцами, будто по мягкой простыне, зазывая в постель. Она игриво посмотрела на меня, игнорируя Черкасова.

— А ведь Сергей умер в тот день, верно? Не выдержал бабушкиной любви. — Она засмеялась, продолжая изучать меня.

Я же продолжал смотреть молча, не отводя взгляда. Ни один мускул не дрогнул на моём лице, и лишь лёгкая улыбка коснулась губ.

— Сергей бы точно начал оправдываться, приводить доводы. Попробовал бы схватить меня за руку. — Яровая протянула левую руку в мою сторону, как актриса на сцене. — Но ты стоишь там, непоколебимый, сдержанный, мудрый. Как взрослый человек. Или бог. Ты же больше не человек, а бог, верно, Шторм?

Я упёр руки в бока, насмешливо глядя на женщину, в которую было влюблено это тело. На женщину, которая предала и погубила тех, кому обещала служить. Та, что не признала своего поражения и продолжила охоту на меня.

— Говорят, — тихо начал я, заставив дёрнуться и Светлану, и Антона, — что любовь бывает разной. Первой. Зрелой. Романтической. Извращённой. Ты была моей первой влюблённостью. Взрослая, опытная, сильная. Та, ради которой можно совершать рыцарские подвиги и идти в атаку даже на богов.

Я видел, как по её лицу, несмотря на сопротивление, расплывается довольная улыбка. Женщина, которой делают искренние комплименты, принимающая всё сказанное.

— Только вот я повзрослел. В тот день я действительно умер. — В глазах Яровой мелькнуло торжество. — Мир покинул наивный влюблённый мальчик и остался юный мужчина, которому приходится начинать с начала. Не только за себя, но и за всю семью. За уничтоженный род.

Я сделал два шага вперёд, встал рядом с Черкасова, затем обошёл его. Он лишь поднял руку, готовый вызвать песчаную бурю.

— Ради тебя я был готов меняться. Учился не только этикету, но и фехтованию, — я вспомнил, как наезжал испанец Дестреза, напоминая о мотивации Сергея, и грустно улыбнулся. — И артефактам.

Я поднял руку и показал браслет на запястье, с зафиксированным Армагедцом.

— Но твоя любовь оказалась извращённой. Ты не смогла полюбить меня всем сердцем, но и отпустить тоже не смогла. Ты стала той, что как мрачная тень преследует меня, пугая и нанося вред тем, кто остался рядом со мной. Возможно, — я усмехнулся, — это зависть?

Яровая зашипела.

— Красиво брешешь, но меня не проведёшь: Сергея больше нет и в этом теле — чужак. Бог, который умеет перерождаться снова и снова. Тот, кто уже давил людей своей пятой раньше, и кого мы, люди, сбросили с горы!

Она повернулась к Черкасову:

— Ты же из команды Вороновой? Разве ты не видишь, что он ведёт себя не как подросток? Что он умеет слишком многое! А эти его артефакты, — она выплюнула это слово, —это же невозможно изучить самостоятельно!

— Ты бы с Яростным пообщалась, — сказал я, покачав головой.

Светлана схватила рукоять кинжала, но тут же отпустила, обращаясь к Антону:

— Неужели тебе приятно служить какому-то богу? Тебе, человеку?

Я услышал мягкие шаги за спиной, и крепкая рука легла мне на плечо. Яровая довольно улыбнулась, гордо подняв подбородок. Рука на плече сжалась.

— Бог, говоришь? — голос Антона звучал ровно и глухо, как та самая приближающаяся песчаная буря. — Хорошая мысль. Вы же, Гончие, умеете их определять, верно?

Светлана кивнула и сделала два шага вперёд к нам, почти что готовая обнять нас. Ну или хотя бы Черкасова.

Рука с моего плеча исчезла, и в воздухе появилась тяжесть Дара.

— Хорошая версия. Только вот даже если это так, то этот «бог», как ты говоришь, ведёт себя человечнее обычных людей. — Звякнуло. Антон явно коснулся экзоскелета одной рукой, постучал по нему. — И своих не бросает и не предаёт, в отличие от некоторых.

Светлана возмущённо замерла, пытаясь прожечь взглядом Антона. Однако мужчина спокойно стоял рядом со мной, выставив одну руку вперёд. На ладони крутился небольшой песчаный смерч, готовый сорваться вперёд.

— Что же касается богов, — разрушил тишину я, — то ты пропустила пришествие. Вон, Антон не даст