Первый Артефактор семьи Шторм 4 - Юрий Окунев

Он всё ещё сжимала рукоять кинжала, но больше не давила, почувствовав, что упёрлась острием во что-то твёрдое. Увидела кровь, огромным горячим пятном, расползающимся по рубашке.

— Спасибо, — прошептала она вдруг, и на глазах выступили слёзы. — Спасибо, что позволил мне это сделать. Я теперь свободна. Ты не будешь мешать мне жить и служить дальше.

Она запрокинула голову, и я увидел её острый подбородок. Она кричала в невидимый во тьме потолок:

— Спасибо, что позволили мне сделать это! Теперь я принадлежу вам без остатка!

Если бы она смотрела на меня, то смогла бы увидеть, как я скорчился от жалости. Да, вот так: она меня убила, а мне жаль её.

Просто потому, что я знаю, что ждёт её дальше. К сожалению, полную картину я понял лишь в момент, когда она меня прижала.

Боль постепенно заполняла сознание, становилось тяжело дышать. В лёгких начало булькать, и если я не потороплюсь, то захлебнусь в собственной крови. Но шевелиться нельзя. Теперь осталось только ждать.

Светлана наконец отпустила кинжал и привстала. Она продолжала смотреть в потолок, словно слыша божественное откровение. Развела руки в стороны, закачалась в такт слышимой только ей музыке.

— Хорошо! — простонала она и наконец опустила голову.

Изучив меня, она ещё раз улыбнулась:

— Ты мне очень помог. Наконец-то, ты мне не мешал.

Я попробовал ответить, но в лёгких оставалось слишком мало воздуха.

— Ты хочешь пожелать мне счастья? — кокетливо спросила она. — Спасибо, Серёжа, кем бы теперь ты не был. Не поверишь, но я тебе благодарна. Впервые в жизни, если честно.

Она подняла руки в кандалах, мелодично звякнули цепи. За красной пеленой становилось всё труднее видеть происходящее. Оставался слух.

— Я словно помолодела и наполнилась силами. Мой Дар горит так, как никогда прежде. Сила жизни наполняет меня до кончиков пальцев! — смеялась она, кружась над моим телом.

Надеюсь, Черкасов не вернётся сейчас, иначе и его убьют. Яровая же продолжала говорить сама с собой:

— Я подняла ранг! Я стала сильнее как лекарь и, конечно, как Гончая! Теперь они не смогут смотреть на меня свысока, ведь я убила бога!

Она снова смеялась, а затем вдруг упала на колени. Продолжая хихикать, она пробормотала:

— От радости аж ноги подкосились. Надо успокоиться, — и снова хихикнула, попытавшись встать.

Однако ей это не удалось. Опираясь руками в пол, она выставляла ногу, пыталась на неё опереться, но конечности плохо её слушались.

— Всё-таки стресс сказался, — сказала она, но в голосе мелькнуло лёгкое беспокойство.

Я потянулся к карману, почти теряя сознание.

— Почему у меня нет сил? Что случилось? — беспокойство в голосе Светланы стало осязаемым.

Светлана попробовала сесть, но даже ей это не удалось: она завалилась на бок и расширенными от удивления и подкрадывающегося ужаса глазами посмотрела на меня.

— Шторм, что ты опять со мной сделал?

Я хотел сказать: «Освободил», но не захотел. Сейчас важнее было дотянуться до кармана.

Женщина упала на пол лицом, прижимаясь щекой к плитке, а я всё-таки слегка повернул голову, что продолжать её видеть. Даже не нужен был Взгляд артефактора, чтобы заметить сияющие зелёным светом кандалы и струйки энергии жизни, что мягко улетали по цепям куда-то в глубины подземелья.

Я коснулся кармана в тот момент, когда началось то, чего ожидал сильно раньше: лицо Светланы Яровой начало покрываться морщинам, будто за секунды она старела на годы. Волосы становились всё тоньше, кожа дряблой, а тело — высохшим. Вся та слегка кричащая красота, что была в ней ещё пару минут назад, растворялась и уходила в артефакт.

— Почему? — старчески проскрипела она, понимая, наконец, что произошло.

Мои пальцы дрогнули на шарике, но я всё-таки собрался с силами и ответил, так же сипло и слабо, как она:

— Свобода служения.

После чего увидел ужас понимания в её запавших и потускневших глазах, но было поздно что-то менять: она сама сделала свой выбор. Как и раньше.

Её тело в последний раз вздрогнуло и замерло, после чего начало рассыпаться в прах: артефакт высасывал из неё всю жизнь. Не только время жизни и молодость, но и тупо запас энергии клеток, костей и даже имеющейся в теле жидкости. Даже одежда растворилась.

Жадная голодная пасть не оставила ничего, кроме бесполезной горстки пыли и звякнувшего в последний раз кинжала бывшей Гончей.

Это было настолько завораживающим зрелищем, что я отвлёкся от своего артефакта и продолжал наблюдать за процессом через всё темнеющую красную пелену. И лишь когда прекратилось движение Дара спохватился.

Направив волю в артефакт, созданный из двух божественных материалов, я вызвал его силу. В зале на мгновение стало светло, как днём, и я даже увидел далёкий потолок со странными, будто лиственными узорами, а затем мир потемнел.

Всё-таки я не успел.

* * *

Тьма была приятной и знакомой. Но удивительно недолгой.

Пришёл в себя от резкой боли и привкуса крови во рту. Что, опять пытают при перерождении?

Ответ оказался гораздо прозаичнее: надо мной стоял на коленях Черкасов и судя по замаху, он только что лупанул мне пощёчину и готовился отвесить вторую.

Я попытался запротестовать, но не успел: сокрушительный удар чуть не отправил меня к праотцам прямым рейсом. Голова безвольно мотнулась, и я застонал.

— Живой! — с неизвестным мне ранее трепетом пробормотал Черкасов и приподнял меня, помогая сесть. — Ты как? Что случилось? Где эта с*учка?

В стороне раздался смешок, и я повернул голову. У входа (или выхода?) в зал, прислонившись к стене, стоял молодой парень с полностью седыми волосами. Заметив мой взгляд, он хищно оскалился, но ничего не сказал.

— Она… погибла, — тихо ответил я, указывая рукой на кандалы. Пыль тонким слоем продолжала лежать рядом с ними.

Также я заметил, что в груди больше не булькает, и дышать, пусть и тяжело, но возможно. Так же не обнаружился кинжал, что вошёл в мою грудь. Ощупав себя, я понял, что раны под пятном крови нет, пусть и полностью я не восстановился.

Всё-таки я не лекарь.

— Использовал всё-таки? — Черкасов поднял с пола шарик и подал мне. — А говорил на всякий случай.

— Вот он и настал. Помогло решить проблему малой кровью.

Черкасов возмущённо заворчал, но зато седой парень усмехнулся снова.

— Это вообще кто? — спросил я, кивая на седого.

— Это Волкодлак,