Николай Гоголь - Владимир Владимирович Набоков

я от Вашей книги в восторге. Со многим и согласен. Попадались ли Вам мои заметки о Гоголе[39], кое в чем совпадающие с Вашими (например, о забавных суждениях о «реализме» и «гражданской скорби» Гоголя, о чудовищности основной моральной идеи «Мертвых душ», – «виноват был, что торговал мертвыми душами; а надо было торговать живыми»)? И попадалась ли Вам страница у Мориса Барреса – одна из редких хороших страниц у него – о «попутчиках» в мировой истории и в мировой литературе, т. е. об эпизодических персонажах, где‐то на мгновенье встречающих Наполеона или Жюльена Сореля и бесследно пропадающих? Не помню, где она у него. Но ради Бога, сообщите, кто американский писатель и кто критик? А «Холливудских» имен у Толстого я, разумеется, никогда, до последнего дня, Вам не прощу[40]. Что до «Фауста», то, если он воплощение пошлости, то что, например, сказать о «Демоне» Лермонтова или о «Все утопить»[41]? Уж будто в немецкой философии все вздор и ложная слава? И Шопенгауэр?

Зато я чрезвычайно рад, что Вы не усмотрели беспредельных глубин в «Переписке с друзьями» и ее не «паскализировали», как полагалось в последние 40 лет паскализировать этот вздор. Рад по той же линии, что назвали письмо Белинского благородным документом.

Думаю, что отзывы о книге в американской печати будут лестные. Но правда, Вы американцам не облегчили задачи, – хоть бы что‐либо разъяснили (говорю как Ваш издатель[42]). В русской же литературе эта Ваша книга не умрет, – когда будет туда допущена (я хочу сказать, в Россию).

А что Ваш роман?[43] Очень ли продвинулся? Когда будет кончен? Когда выйдет? Все издатели стонут, что не имеют бумаги. Это очень отразилось на моих делах: Скрибнер ничего моего больше не выпускает, и я полтора года не зарабатываю почти ничего. Он все обещает к весне достать бумагу.

С трепетом жду первой телеграммы из Франции от своих. Пока ничего о них не знаю.

Давно в жизни у меня не было такой радости, как теперь чтение газет и сообщений о Германии. Скоро, скоро конец.

Шлю самый сердечный привет Вере Евсеевне и Мите. Т. М.[44] тоже. Не приезжаете ли? Мы летом были в Лэк-Плэсид и в Канаде (за визой: у меня ведь была не квотная).

Ваш М. Алданов

Через 10 дней выходит восьмая книга «Н.<ового> Журнала» (не слишком удачная). Мы к Новому году хотим выпустить девятую. Вы обещали нам рассказ. Редакция умоляет прислать его тотчас. Очень досадно, что «Гоголь» не вышел тремя неделями раньше: теперь книга уже идет из машины к брошюровщику и отзыв появится только в следующей[45].

III

Аннотация к первому изданию (1944)

«Николай Гоголь» Владимира Набокова

Сочинения Гоголя – одного из величайших литературных гениев России, – хотя и приобрели довольно широкую известность в Америке, но едва ли были поняты должным образом. До недавнего времени не существовало доступных переводов на английский язык, которые не искажали бы дух его произведений. В той же мере читателей сбивает с толку склонность критиков навешивать на Гоголя ложные ярлыки, «выставлять его русским Диккенсом» или предшественником нынешних защитников угнетенных. На самом деле, как показывает нам господин Набоков в этом исследовании, блестяще воссоздающем творческую историю писателя, Гоголь не был ни тем ни другим. Комедийность у Гоголя не относится к приторной диккенсовской разновидности; она горькая и солоноватая, целиком фактурная благодаря иррациональной составляющей, не повторенной ни одним писателем. В пьесе «Ревизор» и в великом романе «Мертвые души» Гоголь показал махинации царской бюрократии и капризы русских крепостников не потому, что надеялся поспособствовать социальным переменам, а потому, что ему нужна была рамка для картины его фантазий о человеческом характере, – столь же нереальном, каким он в действительности и является.

Владимир Набоков, сам романист и большой поклонник Гоголя, впервые дает нам настоящего Гоголя на английском языке. Он показывает нам человека, с его странным, несчастным, самообманным образом жизни; он разбирает его лучшие произведения, рассматривает уникальные литературные приемы, применявшиеся Гоголем таким образом, чтобы придать своим сочинениям их экстраординарные, не от мира сего свойства. Эта книга – редкий пример того, что подразумевается под «творческой критикой».

* * *

Перед вами пятый том серии «Создатели современной литературы», выпускаемой издательством «New Directions». Первые четыре тома отведены следующим исследованиям: «Джеймс Джойс» Гарри Левина, «Вирджиния Вулф» Дэвида Дейчеса, «Э. М. Форстер» Лайонела Триллинга и «Гарсия Лорка» Эдвина Хонига. Готовятся к изданию книги о Достоевском, Конраде, Генри Джеймсе, Кафке, Йейтсе, Шоу, Элиоте и других.

IV

Книга Набокова о Гоголе

(рецензия Г. П. Федотова, 1944)[46]

Новая книга о Гоголе, написанная изумительным английским языком, полная блеска, остроумия, тонких догадок и интуиций – начинается главой о его смерти; последний абзац пятой, в сущности последней, главы – словами: «Гоголь родился 1‐гo апреля 1809 года». Это не значит, что книга написана сзади наперед, против течения времени, по недавно создавшейся моде. Это значит только, что автор не думал писать ни биографии, ни популярного очерка гоголевского творчества. Да, по правде сказать, было бы жаль, если бы набоковское (сиринское) перо тупилось на такой работе: говоря известным сравнением, для чего приколачивать гвозди золотыми часами? Предоставим американским критикам защищать американского читателя. Книга Набокова, несмотря на все дополнительные «комментарии», «хронологии» и «индексы», написана для читателя (если вообще для читателя), хорошо знакомого с Гоголем и способного увлечься трудными проблемами гоголевского творчества.

То, что мы имеем здесь и за что должны быть благодарны автору, это, прежде всего, заметки на полях трех величайших созданий Гоголя: «Ревизора», «Мертвых душ» и «Шинели». Заметки, посвященные анализу творческого воображения Гоголя и его стиля. Ценность их определяется конгениальностью обоих художников. Один из самых больших, если не самый большой, русский писатель наших дней, и притом искушенный в рефлексии на проблемы искусства, пишет о самом великом мастере русского слова; в Гоголе главная связь самого Сирина с русской литературной традицией.

Заметки Набокова освещают целый ряд проблем поэтики Гоголя: например, стремление случайных образов к разрастанию и воплощению в живых лицах; гоголевские имена, символика «Носа» и многие другие. Чего стоит одно открытие лирического смысла окрика ямщика: «Эй вы, залетные!» в «Ревизоре». И при всем том основное в поэтике Гоголя остается по‐прежнему нераскрытым и загадочным.

Со времени символистов доказывать, что Гоголь не был реалистом, что он творил воображаемые миры, значит ломиться в открытые двери. Набоков не хочет отказать себе в удовольствии лишний раз