Насилие. Микросоциологическая теория - Рэндалл Коллинз

Туман сражения – это образное наименование конфронтационной напряженности. Эта напряженность охватывает различные виды страха, содержащие в себе реальные объекты, которым могут уделять внимание бойцы: безопасность их собственных организмов; враг, которого не хочется видеть или не хочется видеть убитым; иногда к этому можно добавить страх насмешек, страх быть наказанным собственными командирами, страх подвести своих, страх прослыть трусом, а среди командиров это страх совершить ошибку, которая будет стоить жизни их людям. В поединках, не связанных с военными действиями, перечень страхов, как правило, короче. Однако во всех видах насильственных конфронтаций присутствует одна и та же базовая напряженность, и люди в таких ситуациях реагируют на нее практически одинаковыми способами и испытывают существенное влияние этой напряженности. Лежащая в основании насильственных конфронтаций напряженность представляет собой не страх перед неким внешним объектом, а борьбу противоположных тенденций к действию внутри нас самих.

Базовую напряженность можно назвать термином «несолидарная вовлеченность». Она возникает из попытки действовать против другого человека, а следовательно, и против собственных склонностей проявить солидарность с этим человеком, войти в общий ритм и общий когнитивный универсум. Это тем более сложно потому, что в ситуации насилия имеются собственные вовлеченность и фокус – в этом фокусе оказываются сам поединок, сама ситуация как имеющая насильственный характер, а порой и эмоциональная вовлеченность, в которой враждебность, гнев и возбуждение каждой из сторон заставляют другую сторону проявлять еще больше гнева и возбуждения. Однако эти элементы совместного осознания и вовлеченности еще больше усложняют задачу действия в данной ситуации таким образом, чтобы каждый мог эффективно осуществить насилие. Противники уже проделали определенный путь в направлении охваченности коллективной солидарностью – к тому, что Дюркгейм называл коллективным бурлением[40], – но одновременно вынуждены радикально менять направление, так что каждый становится когнитивным чужаком для другого и каждый пытается навязать другому ритм доминирования и эмоцию страха.

Именно так выглядит напряженность конфронтационной зоны. Чаще всего эта напряженность слишком сильна: люди не могут приближаться к зоне конфронтации вплотную, довольствуясь язвительными словами, а порой и запуском ракет с большого расстояния, – либо приближение к зоне конфронтации происходит лишь ненадолго, а затем она отталкивает наши тела, эмоции и нервную систему. Если же участники сражения организованы таким образом, что им приходится оставаться в зоне конфронтации, либо принуждаются к этому, то они по большей части не демонстрируют высокую эффективность действий, а ценой нахождения в этой зоне, которую им придется заплатить, оказывается боевая усталость или нервный срыв.

Есть и еще один способ снятия напряженности. Находясь достаточно долгое время в ситуации высокой напряженности, пребывая на физическом и эмоциональном взводе, люди, участвующие в конфликте, иногда обретают возможность выпасть из зоны напряженности, но не в противоположную сторону от противника, а прямо по направлению к нему. Эту ситуацию мы именуем наступательной паникой – и это самая опасная из всех социальных ситуаций.

Глава 3

Наступательная паника

В апреле 1996 года два помощника шерифа из южной Калифорнии преследовали пикап, набитый нелегальными мексиканскими иммигрантами. Водитель грузовика объехал контрольно-пропускной пункт к северу от границы, отказавшись останавливаться ни поравнявшись с ним, ни затем, когда патрульная машина вела погоню на скорости более 100 миль [161 километр] в час. Во время погони, петляя между автомобилями на магистрали, люди, находившиеся в грузовике, бросали в полицейскую машину разный хлам и пытались таранить другие автомобили, чтобы отвлечь внимание преследователей. Почти через час, преодолев 80 миль, грузовик съехал на обочину, большинство из 21 его пассажира выбрались наружу и побежали в находившийся поблизости питомник растений. Полицейские догнали только двоих – женщину, которая с трудом открыла переднюю дверь кабины грузовика, и мужчину, оставшегося ей помочь; этих людей разъяренные полицейские избили своими дубинками. Один из помощников шерифа шесть раз ударил мужчину по спине и плечам, продолжая избиение, пока тот не упал на землю. А женщину после того, как она вышла из машины, этот полицейский дважды ударил по спине и повалил на землю, схватив за волосы, еще один удар дубинкой нанес его напарник. Избиение длилось около 15 секунд (см.: Los Angeles Times, 2 апреля 1996 года). Заключительную часть погони отслеживал вертолет теленовостей, камеры которого засняли избиение. Когда эти записи были продемонстрированы в эфире, поднялась общественная шумиха. Полицейские предстали перед судом, было начато федеральное расследование в связи с расовыми аспектами инцидента, а 21 нелегальному иммигранту, включая водителя грузовика, были предоставлены амнистия и разрешение на въезд в Соединенные Штаты.

Описанному инциденту присущ характер наступательной паники. То, что совершили полицейские, вероятно, представляет собой наиболее частую разновидность чрезмерной жестокости со стороны полиции, а возможно, и полицейского насилия в целом. Базовая структура такого рода взаимодействия – стремительное нарастание событий во времени – широко распространена и в гражданской, и в военной сфере. Вот один эпизод времен войны во Вьетнаме, который приводил лейтенант морской пехоты Филип Капуто:

Во время вертолетной атаки в зоне «горячей» посадки возникает гораздо более сильное эмоциональное давление, чем при обычном наземном штурме. Вы находитесь в замкнутом пространстве, где на вашу психику действуют шум, скорость, а прежде всего – ощущение полной беспомощности. В первый раз все это вызывает определенное возбуждение, но затем оказывается одним из наиболее неприятных переживаний, которые дает современная война. На земле пехотинец обладает определенным контролем над собственной участью – или по меньшей мере иллюзией такого контроля. Но в вертолете под огнем отсутствует даже иллюзия. Столкнувшись с безразличными силами гравитации, баллистики и техники, солдат разрывается сразу в нескольких направлениях под воздействием целого спектра экстремальных и противоречащих друг другу эмоций. В маленьком пространстве человека мучает клаустрофобия: ощущение ловушки и бессилия внутри машины невыносимо, и все же его приходится терпеть. Но это терпение приводит к тому, что солдат начинает испытывать слепую ярость к силам, которые сделали его беспомощным, однако он должен контролировать свою ярость, пока не выберется из вертолета и снова не окажется на земле. Он жаждет попасть на землю, но этому желанию противостоит опасность, о которой он знает. И все же опасность одновременно оказывается привлекательной, ведь ему известно, что он сможет преодолеть свой страх, только встретившись с ним лицом к лицу. Теперь его слепая ярость начинает фокусироваться на людях, выступающих источником опасности – и страха. Страх концентрируется внутри и при помощи ряда химических процессов преобразуется в яростную решимость бороться до тех пор, пока опасность не перестанет существовать. Однако эту решимость, которую иногда