Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - Оуэн Мэтьюз

Резанов и Румянцев встретились скорее всего в кабинете на первом этаже особняка Румянцева, из окон которого открывался вид на Неву и Кунсткамеру Петра Великого. Румянцев обещал своему ставленнику, что тот будет командиром экспедиции. В июле Резанов получил от царя уведомление, в первом параграфе которого было четко написано, что камергер «стоит во главе всех офицеров», из чего можно было сделать вывод о том, что Резанов наделялся более широкими полномочиями, чем начальник экспедиции. (Об этом документе мы подробнее поговорим чуть позже.) Согласно документу, Резанов являлся представителем императора в Русской Америке, имеющим право «управлять и выносить наказания», «облегчать участь населения» и «способствовать созданию твердого порядка».

По словам Румянцева, в закрытый для иностранцев порт Нагасаки корабли смогут зайти по документам, выданным японскими властями Адаму Лаксману в 1792 году. Румянцев забыл упомянуть, что на самом деле речь шла только об одном корабле, или же он просто по-своему истолковал старый документ. Румянцев также сообщил, что одновременно по суше будет отправлено посольство в Китай с целью отмены Нерчинского договора и открытия Кантона для торговли между двумя странами. Уже прощаясь, он добавил, что казна сама подготовит щедрые подарки сёгуну и, вполне возможно, компенсирует РАК сумму, которую компания потратила на приобретение одного корабля, а именно «Надежды»12.

Так как миссия Резанова приобрела государственное значение, Синод решил отправить с экспедицией священника, который будет духовным поводырем паствы в Америке. Резанов попросил подобрать книги для колонистов. Аристократы начали дарить самые разные вещи. «Многие пытались перещеголять друг друга и подарили много книг и прочего, – писал Резанов. – Когда я доберусь до Кадьяка, в память обо всех, кто сделал пожертвование, я организую музей, где будут собраны все книги и дары»13[52].

Вполне вероятно, Крузенштерна раздражало, что и груз, и число участников экспедиции бесконтрольно увеличиваются, но он предпочитал держать язык за зубами. К тому же Крузенштерн исходил из того, что начальником экспедиции официально назначен он, а не Резанов. Как капитан он начал набирать команду, особое внимание уделяя офицерам.

В начале лета 1803 года и Крузенштерн, и Резанов получили много прошений от высших чиновников и аристократов о том, чтобы в состав экспедиции включили их детей или протеже. Когда иеромонах Гидеон, представитель Синода, прибыл в Кронштадт, свободных кают уже не было. Потом с инспекцией на кораблях появились Румянцев и заместитель министра военно-морского флота адмирал Чичагов. В итоге случайным людям в участии в экспедиции было отказано, в том числе семерым протеже Резанова, среди которых был один из его племянников по линии Окуневых. «Некоторых членов команды и несколько офицеров, в услугах которых не было необходимости, выгнали, – писал Гидеон. – Но было много споров»14. Гидеону выделили каюту на «Неве», которую он должен был делить вместе с художником экспедиции Причетниковым. Лисянский, капитан «Невы» и убежденный атеист, как мог, возражал против того, чтобы брать в плавание священника.

Резанов в первый раз поднялся на борт «Надежды» 2 июня. Вместе с ним корабль посетили Румянцев, а также Булдаков и грек Евстрат Деларов, побывавший на Кадьяке. Румянцев представил Крузенштерну и его офицерам Резанова как «посла» и ни словом не упомянул о том, что тот-де, по высшим замыслам, является главой экспедиции. Такая намеренная запутанность объясняется, вероятно, политическими соображениями. Румянцеву было нужно, чтобы и Крузенштерн, и Резанов приложили максимум сил для того, чтобы экспедиция прошла успешно. При этом он понимал, что ни один из них не пойдет на уступки и не согласится на подчинение. Старый политик сознательно обошел молчанием тонкий момент, который потом сыграет катастрофическую роль в проведении экспедиции. Однако сложно предположить, что Румянцев сделал это без одобрения царя. Вполне возможно, что двойную игру придумал сам Александр. Очень многие писали о государе, что он далеко не всегда играет по-честному. «Александр умен, приятен в общении и хорошо образован, но верить ему совершенно нельзя… Он настоящий византиец… хитрый, предательский и коварный», – писал об Александре Наполеон во время ссылки на острове Эльба. «Александр тонок, как кончик булавки, острый, как бритва, и лживый, как морская пена»15, – писал шведский посол в Париже граф Густав Лагербильке.

В середине июня император прибыл на своей яхте из Ораниенбаума для осмотра судов экспедиции и «остался доволен»16. Он похвалил Крузенштерна за то, что на «Надежде» поставили новые прочные мачты. Государь тоже ни словом не обмолвился о том, кто же будет главным во время экспедиции – Крузенштерн или Резанов.

Привезли личные вещи Резанова и подарки сёгуну от российского императора. Морские офицеры не уставали удивляться. Двадцать девятого июня Левенштерн написал о том, что в тот день «привезли тридцать больших ящиков и сундуков с подарками правителю Японии… Потом приплыла другая лодка, тоже с подарками для императора. Все это подняли на борт, и теперь по палубе ходить вообще невозможно».

Вот опись подарков:

«Четыре пары ваз, сделанных на Императорском фарфоровом заводе; 71 зеркало с Императорского стеклодувного завода; 15 подставок под эти зеркала; портрет Александра I, вытканный на ковре, работы Императорской ковровой фабрики, а также три ковра производства этой фабрики; меха – один черно-бурой лисицы, один горностая; 300 ярдов шелковой ткани, 356 ярдов вельвета, 11 отрезов английского фетра, испанский фетр; одни механические часы в форме слона из Эрмитажа; 5 коробочек из слоновой кости, 100 стаканов из слоновой кости; пистолеты, мушкеты, кортики и шпаги; 4 люстры; складной железный стол; 8 хрустальных кувшинов с золотыми ручками, 12 стеклянных кувшинов; 2 лампы с зеркалами для усиления света; 25 выпущенных в честь коронации золотых медалей, 200 таких же медалей из серебра; 39 ярдов синих лент; 142 ярда лент св. Владимира, 2 набора железных пуговиц…»

Сложно представить, кто и зачем подобрал столь странные дары, разве не нонсенс – везти морем на другой край света такое количество бьющегося стекла? Румянцев проговорился, что некоторые предметы были из комнат камергера графа Петра Толстого в Зимнем дворце. Вполне вероятно, что граф Толстой отобрал ненужные ему предметы и втридорога продал их для подарков японскому императору17.

Румянцев считал, что успеху экспедиции будет способствовать то, что на борту русских кораблей поплывут пять японских моряков, потерпевших крушение у российских берегов. То, что русские возвращают японцев домой, должно было произвести хорошее впечатление на сёгуна, а также заставить японцев сквозь пальцы посмотреть на то, что прибыло два корабля, а не один, как было написано