Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - Оуэн Мэтьюз

заключенных. Резанова поразила гуманность, с которой англичане обращались с преступниками. В России было совсем по-другому: Резанов сам видел, как в Иркутске каторжанам на морозе поливали ледяной водой бритые головы.

Постепенно разговор перешел на несколько неожиданную тему – начальник тюрьмы стал рассказывать о научном эксперименте, который незадолго до этого провел в его тюрьме итальянский профессор Джованни Алдини, племянник доктора Луиджи Гальвани. Сам Гальвани проверял свои научные гипотезы, пропуская ток через тела обезглавленных преступников в Болонье, а теперь и его племянник проделал то же самое в Лондоне. Он пропустил ток через тело казненного Джорджа Фостера, который утопил свою жену и маленького ребенка в канале. Об этом эксперименте писали в газетах, в частности в Newgate Calendar: «Челюсти казненного задрожали, мускулы лица задергались, и один из глаз открылся». Служащему коллегии хирургов мистеру Пассу, «присутствовавшему во время проведения эксперимента, стало так неприятно, что он вернулся домой и вскоре после этого умер от страха». Электрические машины Гальвани были в то время очень популярны при королевских дворах. Такой машинкой пользовалась, как вы, наверное, помните, Екатерина Великая, бившая током свою прислугу. Самое невероятное, что Резанов купил пару машин Гальвани, чтобы показать сёгуну чудеса европейской техники.

Пока Резанов узнавал то, что ему нужно, в тюрьме, Лангсдорф исследовал «сухую и неплодородную местность Корнуолл», и его поразило, что шахты, в которых добывали олово, а их было довольно много в этих местах, протянулись даже под морским дном.

Офицеры двух кораблей, пока позволяло время, развлекались на балах и приемах.

Резанов вернулся на «Надежду» в карете, загруженной сектантами, табакерками и разного рода мелочами, которые он купил офицерам в качестве подарков. Корабли подняли паруса и снова вышли в море. Предстояло переплыть Бискайский залив и остановиться на Канарских островах.

На оснастке кормы висели огромные мешки с кочанами капусты. На одном из мешков свила гнездо трясогузка, «распевавшая свою невинную песню», но потом ее схватил и раздавил один из японских моряков, что очень расстроило впечатлительного Левенштерна10. Тилесиус и Фридерици, сдружившись, нашли себе пристанище в одной из шлюпок на палубе, где могли курить, читать и писать, никому не мешая и, главное, где им никто не мешал. По словам Лангсдорфа, в тот период экспедиция являла собой некое подобие плавучего симпозиума платоников: «В составе нашей экспедиции были ученые мужи, направившиеся в путь для сбора знаний, и поэтому мы не скучаем». У Крузенштерна была хорошая библиотека, и он выдавал книги всем желающим. «По утрам мы читали, писали, рисовали, измеряли высоту солнца и высчитывали расстояние до Луны… Такие занятия располагали к умным и полезным разговорам, шуткам и хорошему настроению». «Гражданские», или «штатские», наблюдали за дельфинами, летучими рыбами, акулами, китами и птицами. По вечерам в кают-компании накрывали ужин, и все вели беседы за «пуншем с хорошей едой»11. Устраивали также концерты, в которых «первой скрипкой был Ромберг, Резанов играл на второй скрипке, Тилесиус на контрабасе, Лангсдорф на альте, Фридерици и Хорнер – на флейтах»12.

Команды и пассажиры кораблей наносили друг другу визиты. Иеромонах Гидеон однажды напился с Толстым так, что уснул на палубе. Толстой залил воском его бороду, а когда она прилипла к палубе, наставил на бороде оттисков личной печати капитана, которую украл из каюты Крузенштерна13. Как только батюшка проснулся, Толстой заявил, что, если тот сломает печати, это будет равнозначно государственной измене. Поверил Гидеон или нет, но ему пришлось отрезать бороду, которая осталась приклеенной к деревянной палубе.

Идиллию нарушали только постоянные стычки между Резановым и Крузенштерном, и эти стычки окружающим становилось все сложнее игнорировать. Как и у многих лютеран-прибалтов, у Крузенштерна было двойственное отношение к тому, что русские захватили Прибалтику. Но это в целом, а в частности он считал, что идея кругосветного путешествия принадлежит исключительно ему одному, и Резанов – совершенно лишний человек на борту. При этом Крузенштерн оставлял за скобками то, что экспедиция была одобрена императором благодаря усилиям Резанова и во многом организована на деньги Российско-Американской компании. Предпочитал он забыть и о том, что одной из главных целей экспедиции было поддержание колонизации Америки.

Противоречия между Резановым и Крузенштерном сводились к тому, что каждый из них якобы получил указания, свидетельствующие о том, что именно он назначен руководителем экспедиции. «Мы отплыли из России с четким пониманием того, что Р. является нашим пассажиром», – писал Левенштерн, полностью поддерживавший своего командира. «Когда Резанов показал грамоту с подписью императора, наш капитан оказался в ситуации, которая принципиально отличалось от той, в которой он отплывал от русских берегов»14. По мнению офицеров, Резанов пытался отнять инициативу у Крузенштерна, «которому принадлежала идея кругосветного путешествия; то есть Резанов отрицал факт того, что признавали во всей Европе». Самым обидным (и непонятным) было то, что Резанов ждал четыре месяца после отплытия из Кронштадта, прежде чем показать документ.

Конфликт становился все острее и совсем уж усугубился, когда корабли подошли к испанским Канарским островам. Крузенштерн хотел сделать остановку на Тенерифе, но Резанов настаивал на том, чтобы зайти на остров Мадейра, принадлежащий Португалии.

Левенштерн так описывает разговор Резанова с Крузенштерном.

«Резанов: «А почему ты не хочешь зайти на Мадейру? Я должен знать, чтобы объяснить это императору».

Крузенштерн: «Просто потому, что я считаю, что так будет лучше. Между прочим, императору совершенно все равно, где мы остановимся – на Мадейре или на Тенерифах».

Резанов ничего не ответил».

Позиция Крузенштерна ввела Резанова в подавленное и раздраженное состояние, что не замедлило сказаться. «Р. ведет себя грубо по отношению к собственным соотечественникам и очень прилично по отношению к иностранцам, – писал Левенштерн. – Я не представляю, как мы сможем долго находиться вместе с ним на борту. Он часто грубит, ведет себя необдуманно и закатывает сцены»15.

На Тенерифе все отдохнули от клаустрофобии кают-компании. Это была последняя остановка в Старом Свете. Город всем понравился, он был чистым и приятным. Лангсдорф собрал семена герани, чтобы выращивать эти цветы на Камчатке, а Резанов с Фридерици проводили время «в поисках женщин и кутежа»16. Русским не понравилось недружелюбное отношение испанцев. Местные рыбаки украли шлюпку с «Надежды», которая была оставлена без присмотра на берегу, а с Левенштерна местные женщины взяли четыре доллара и двадцать пять центов за стирку грязного белья. «Судя по всему, Тенерифы являются для Испании тем же самым, что и Сибирь для России, – писал Левенштерн. – Здесь больше проходимцев, чем в материковой Испании».

Офицеров хорошо принимали «кокетки самого высшего разряда» в салоне миссис Армстронг. Лисянскому очень понравилась англичанка,