Грандиозные авантюры. Николай Резанов и мечта о Русской Америке - Оуэн Мэтьюз

человеком оказался не Резанов, а капитан Крузенштерн. Офицеры не общались с Резановым в кают-компании и уходили, как только Резанов появлялся на палубе. «Море в районе мыса Горн очень холодное, но наше отношение к Р. еще холоднее»2, – писал Левенштерн. История сохранила рисунок, сделанный Левенштерном: тепло одетый Резанов одиноко стоит на юте корабля. На нем меховая шапка, свободные штаны, высокие сапоги, а камзол расстегнут. Резанову было сложно пережить, что его игнорируют. «Р. ходит по кораблю, опустив голову, как провинившаяся собака»3.

Крузенштерн принял решение не делать стоянки в Чили, а плыть прямо до Сандвичевых островов (так в то время называли Гавайи). Скорее всего капитан не хотел останавливаться, чтобы не дать Резанову возможность отправить по почте очередную пачку кляузных писем. Офицеры часто обсуждали то, что Резанов плохо переносит шторм. «Я понимаю, что это с моей стороны очень безответственно, но все равно надеюсь на то, что в районе мыса Горн будет большой шторм»4, – писал Левенштерн.

Четвертого февраля во время сильного шторма «Нева» ударилась днищем о кита. Удар был таким сильным, что Лисянский подумал, будто судно попало на скалы. Кит при ударе, скорее всего погиб. Лангсдорф, находившейся на «Надежде», писал, что китовый жир распространился по поверхности воды на площади нескольких десятков метров, и размышлял об «идеях доктора Бенджамина Франклина о том, что волнение воды и волны можно погасить, вылив на поверхность воды масло»5.

Однако сильных бурь в районе мыса Горн, за которым заканчивалась Атлантика и начинался Тихий океан, все-таки не было. При попутном ветре «Надежда» неслась по волнам со скоростью девяти узлов в час. Единственным существенным происшествием (кроме столкновения с китом) стало то, что оставленный на палубе попугай Левенштерна примерз лапами к канату, на котором сидел.

За три месяца пути до Гавайев на корабле возник ощутимый недостаток питьевой воды и еды. Офицеры корабля обвиняли в этом Резанова, хотя отнюдь не он, а Крузенштерн отказался зайти в один из чилийских портов. «Холода, постоянное напряжение и другие неудобства превратили наше путешествие в бесконечную муку, – писал Левенштерн. – Я, как и все остальные, с содроганием думаю о том, что нам придется провести три года в компании этого человека и его людей»6.

И то сказать… Лангсдорф, который всегда вел себя корректно и вежливо, страшно поругался со своим коллегой-ученым Тилесиусом. А все дело в том, что Лангсдорф отказался показать коллеге рисунок необычной медузы, которую он всю ночь пытался поймать при помощи сети, сделанной из шелкового чулка.

Резанов чувствовал себя неважно и несколько недель не выходил из своей каюты. «Все разговоры, которые в такой ситуации могут сделать жизнь приятнее, стихли и совершенно исчезли… Атмосфера на корабле напряженная»7. Не унывал только «этот испорченный»8 Толстой. В Бразилии Толстой купил обезьянку, которая в один прекрасный день сбежала, забралась в кают-компанию и залила чернилами карты и бумаги капитана. Хозяина отправили поймать шкодливое животное, и обезьянка сильно укусила его за руку; в раздражении граф так сильно ее ударил, что покалечил, и бедное животное пришлось выбросить за борт.

Двадцатого апреля члены экспедиции увидели землю. «Это были каменистые склоны без растительности. Казалось, что пики гор выжжены огнем». Согласно английским картам, эти острова назывались Нуку-Хива, по названию самого большого острова. В наши дни они называются Маркизскими и являются частью Французской Полинезии. Крузенштерн приказал вытащить из трюма сундуки с безделушками для туземцев и на всякий случай пушку. Пушку установили и зарядили картечью, матросам раздали ружья. Но вместо множества пирог к кораблям от берега подплыла только одна.

«Все мы очень удивились тому, что вместо жителя Южных морей перед нами предстал европеец, – писал Лангсдорф, – одетый по фасону этих островов только в набедренную повязку»9. Европеец приветствовал всех на английском языке. Он назвался Робертсом и сообщил, что вскоре на корабли прибудет король островов по имени Катенуа. (Мемуары Эдварда Робертса были опубликованы в 1974 году. Робертс сбежал с английского китобойного судна в 1798 году и жил на одном из островов до 1806 года. Потом он добрался до Индии, где умер в полной бедности в 1832 году.) Робертс подал аборигенам сигнал о том, что корабли прибыли с дружественными намерениями, и вскоре к ним приблизилась пирога, в которой сидел король со своими братьями. Он оказался «высоким, здоровым человеком, тело которого было полностью покрыто татуировками. Как и все остальные, он был совершенно голым, поэтому было сложно отличить его от других людей»10. Местные мужчины брили голову, оставляя только два пучка волос над ушами, отчего выглядели так, словно у них на голове растут рога. Левенштерн писал, что островитяне были «настолько красивыми людьми, что каждый дикарь мог бы выступить моделью Аполлона Бельведерского»11.

Король и его свита проворно залезли на борт «Надежды», где их приветствовали Резанов, Крузенштерн и офицеры в парадной форме[56]. С королем прибыл и другой европеец – француз Жан-Иосиф Кабри, проходимец, тело которого было полностью покрыто татуировками и который, как казалось, совершенно забыл французский язык. Королю подарили немного гвоздей, несколько ножей и отрез красной ткани. В ответ на дары Катенуа обещал русским свиней, крабов и рыбу (переводил разговор Робертс). Судя по всему, король был очень доволен полученными подарками, прыгнул за борт и поплыл к берегу, держа полученные дары в зубах и над головой12.

Увидев, что встреча прошла хорошо и пришельцев можно не бояться, подданные короля также решили познакомиться. «Это было потрясающее зрелище: косяк черных голов на поверхности воды… около ста мужчин, женщин, мальчиков и девочек, плывших по направлению к нашим кораблям. В руках у них были кокосы, бананы и плоды хлебного дерева, которые они хотели продать. Невозможно описать крики, радость и смех этих людей… стоял шум и гам, которых я не слышал даже на самых больших ярмарках»13. Можно не сомневаться, что все члены команды были очень обрадованы тем, что «женщины проворно забирались на корабль совершенно голыми. Только несколько листьев закрывали причинные места. Козлы, учуяв запах свежих листьев, быстро их съели, сняв с женщин покровы»14. Судя по всему, Левенштерн козыряет шуткой, которая была распространена среди моряков, плававших в то время в Южных морях. Например, историю о том, как козлы съедают набедренные повязки и юбки женщин, сделанные из листьев, можно прочитать в воспоминаниях миссионера Уилсона, а также у других.

Далее Левенштерн пишет о том, что «женщины жестами дали понять, что предлагают нам свои прелести… мужчины-дикари не стали ревновать. Напротив, казалось,